Я смолк. Мне показалось, я слишком разговорился. В моем тоне было что-то искательное, будто я нуждался в его одобрении. Вот уж нет. Гхошу из-за бегства Стоуна пришлось освоить хирургию, и учить его было некому. А ведь предсмертное желание Гхоша…

— Я знаю кое-кого, с кем Дипак стажировался. — Слова Стоуна нарушили ход моей мысли. Послание Гхоша может подождать. Не время сейчас. Настроение не то.

— Да неужто?

— Я поспрашивал насчет него. Тебе повезло.

— А Дипаку нет. Да и все мы бегаем по кругу.

— Может быть, нет.

Милостей я от него не добивался. Ничего мне от него не нужно. Он беспокойно пошевелился, но не потому, что ему было неудобно сидеть. У него что-то для меня припасено, он только ждал, когда я задам вопрос. Не дождешься.

— В моей жизни был такой Дипак, — сказал он. — Моего учителя звали доктор Брейтвейт. Борец за правду. С годами моя к нему признательность только увеличивается. И все-таки, несмотря на его наставничество, после стольких лет, мне очень сложно…

Он внезапно замолчал. Поддерживать разговор явно стоило ему немалых трудов. Пожалуй, задушевные беседы — не его жанр. Да он с самим собой и то не откровенничает. Ничего, посиди, подумай, время есть.

— Что очень сложно?

Надо было его выставить. Мне, что ли, прикажете вести разговор?

— Мне очень сложно оперировать. Особенно тяжело даются плановые операции. Делается так тревожно на душе. Просто ужас. Даже если речь идет о грыже или водянке… чем проще операция, тем чаще на меня накатывает… Приходится хвататься за хирургическую анатомию, проходить все этапы по учебнику, хотя после стольких лет мне все это совершенно ни к чему. А вдруг я что-то забуду? Или свихнусь? Порой меня охватывает отчаяние, делается тошно… И конца-краю этому не видно. А хуже всего, когда знакомый сотрудник больницы приводит свою мать…

Мне вспомнился огромный анатомический атлас, который я видел у него в квартире, и рядом хирургический атлас; оба тома, раскрытые, лежали на столе, словно он сверялся с ними в последнюю минуту, прежде чем уйти…

— А как прошел тот день, когда я… когда была конференция по заболеваемости и смертности?

— То-то и оно. Простая экстирпация шишки на груди, и если биопсия положительная, последующая мастэктомия и удаление лимфоузла. Я сделал сотни таких операций. Если не больше. Но пациенткой была наша медсестра. Человек мне доверился.

— И что произошло?

— Я вошел в операционную с таким чувством, что сейчас потеряю сознание. Никто, разумеется, ни о чем не подозревал. Маска есть маска. А как только я делаю первый разрез, все страхи остаются позади. Даже смешно. Это больше не повторится, говорю я себе. Но все мои усилия напрасны.