Эльса усмехнулась. Лицо Бритт-Мари осталось непроницаемым. Но, возможно, она просто не подает виду и усмехается про себя.

— Это ведь вы пели песенку для пьянчуги, когда она орала на лестнице по ночам?

— Что ты сказала?

Эльса пожала плечами.

— Я слышала эту песню всякий раз, когда пьянчуга ходила на лестницу. Она от нее успокаивалась и шла спать. Ваша мама была учителем пения. Вряд ли пьянчуга может так хорошо петь. Надо просто немного пораскинуть мозгами. Я ведь не дурочка.

Бритт-Мари судорожно сжимала руки. Терла белую полоску на месте кольца.

— Видишь ли, Эльса, нельзя допускать, чтобы граждане в состоянии алкогольного опьянения бродили по ночам в нашем подъезде. Цивилизованные люди так не делают. Давид с Перниллой любили, когда я пела им эту песню перед сном. Они уже, конечно, не помнят, но им очень нравилось, как я пою. Да-да, это правда.

— Бритт-Мари, вы все-таки совсем даже не полная засранка, — улыбнулась Эльса.

— Спасибо, — неуверенно ответила Бритт-Мари, словно это была ловушка.

И они обменялись письмами. На Эльсином письме было написано «ЭЛЬСЕ». На письме Бритт-Мари — «Старой перечнице». Эльсе не пришлось упрашивать Бритт-Мари, та сама прочитала свое письмо вслух. У Бритт-Мари это здорово получается.

Письмо, разумеется, было длинное. Бабушке, само собой, хватало за что извиняться перед людьми, но никто из людей даже близко не имел такого количества оснований перед ними извиняться, как Бритт-Мари. Бабушка просила прощения за ту историю со снеговиком. За комья пыли в сушилке. За то, что стреляла в Бритт-Мари с балкона из пейнтбольного ружья, которое только что купила и хотела опробовать. Однажды, когда Бритт-Мари была в своем лучшем платье, бабушка попала ей в задницу, а там уже пятно брошкой не скроешь. Потому что цивилизованные люди на заднице брошки не носят. Бабушка писала, что теперь в полной мере осознала свою вину.

Но больше всего бабушка просила прощения в конце письма, и когда Бритт-Мари дошла до этого места, слова застряли у нее в горле, так что Эльсе пришлось заглянуть в листок и дочитать самой.

Прости, что я не когда ни говорила тебе: Кент тебя не достоин, ты заслуживаеш лутшего! Правда! Хоть ты и старая перечьница!

Аккуратно сложив письмо, Бритт-Мари попыталась улыбнуться как ни в чем не бывало.

— С правописанием у твоей бабушки всегда были проблемы, да-да.

— Она писала как безграмотная курица лапой, — ответила Эльса.

И тут Бритт-Мари улыбнулась самой настоящей улыбкой, почти как все нормальные люди. Эльса погладила ее по руке: