Салли стоял, вцепившись в ржавый забор, и вдруг услышал далекий грохот, земля под ногами задрожала, словно прошлое, которое он вспоминал, пыталось пробить дыру в настоящее, и Салли готов был поверить, что сейчас в пустом и темном окне появится с ухмылкой отец. Но вместо этого из-за деревьев, окружавших “Сан-Суси”, показался огромный самосвал с полным кузовом грунта и на опасной скорости направился к покосившемуся дому, в последний момент повернул и промчался мимо, земля тряслась от его грохота. Сначала Салли показалось, что шофер потерял управление, так как самосвал сбавил скорость, однако было понятно, что остановиться машина не успеет и врежется в чугунный забор, который Салли по-прежнему сжимал обеими руками. Он уже приготовился к удару, но тут самосвал проскочил там, где срезали часть забора, свернул налево, на Баудон, и покатил по улице. Когда самосвал прогромыхал мимо, ухмыляющийся водитель в знак приветствия приставил ладонь к козырьку бейсболки – один из любимых жестов пьяного отца, – и лишь когда самосвал повернул на Верхнюю Главную, направился в сторону Шуйлер-Спрингс и скрылся из виду, Салли, по-прежнему сжимавший забор, сумел отогнать растерянность, волной накатившую на него. Острая боль в колене заставила его опомниться, но и она до конца не рассеяла ощущение, будто его только что навестил Большой Джим.

Кошмарное воспоминание о мальчике на заборе так же отчетливо всплыло в его памяти, как образ отца, который делился своей бедой с толпой, собравшейся поглазеть на мальчишку и дождаться подмоги. “Вот увидите, эта чертова страна уже не та. Спорим на сотню долларов, меня уволят за то, что я выполнял свою работу, – доверительно шептал отец каждому, кто готов был слушать. – Вот увидите, точно уволят”. К приезду “скорой” отец Салли убедил половину собравшихся, что жалости достоин именно он, а не мальчишка, который по-прежнему свисал со штыря в нескольких футах от зевак.

Салли только со временем понял, что этот дар убеждения был главным талантом отца. Умение вызывать симпатию – неплохая способность для лентяя и мудака. Если ты, насадив двенадцатилетнего парнишку подбородком на штырь, сумел внушить людям беспокойство за сохранность своего рабочего места, хотя логичнее было бы ожидать, что они тебя линчуют, тебе что угодно сойдет с рук. Даже если ты избиваешь жену и сыновей до полусмерти, соседи все равно будут считать тебя славным малым, который порой может хватить лишнего и малость увлечься, но в целом нормальный мужик. Если ты умеешь убеждать, только жена и дети будут знать, что ты чудовище, а может, даже им тебе удастся внушить, что причинил им боль из любви, из чувства долга, а вовсе не из-за бешеной злости. Брат Салли, Патрик, отчего-то всегда любил старика. Мать? Кто знает. Может, даже она, основная жертва отцовской жестокости, так ничего и не поняла и все ждала, что муж изменится, станет тем человеком, в которого она когда-то влюбилась.