– Правильно, Салли, – сказала Рут. – Ты-то сам никогда не ошибаешься. Ты ведь это хочешь сказать? Что ты всегда прислушиваешься к добрым советам? Что ты никогда не упирался и не делал что-то исключительно потому, что тебя все отговаривали? Если кто в этом мире и мог бы ее понять, так тот человек, который отказывается признать, что ему действительно принадлежит дом.

– Опять ты о доме, – отозвался Салли.

– Не о доме, – сказала Рут. – А об упрямстве и о том, кто его от кого унаследовал.

– То есть ты считаешь, она унаследовала его от меня. А не, скажем, от тебя. Или Зака.

– Не-а. – Рут улыбнулась. – Настолько глупым упрямством отличаешься только ты. Кто еще имел возможность стать партнером в “Тип-Топе” и отказался? Кто сейчас был бы начальником, если бы у него были мозги? Кто все эти годы отказывается признавать, что сглупил?

И это они тоже проходили. Один из любимых аргументов Рут в спорах с Салли. Кенни Робак, когда они были моложе, и правда предлагал Салли стать партнером в фирме. Правда и то, что Салли следовало бы согласиться. Но он не видел большого толку в сожалениях. Если бы он позволил себе роскошь сокрушаться о том, что не стал партнером в “Тип-Топе”, он начал бы жалеть и о прочем, а тут только стоит начать и уже не остановишься. И в конце концов он превратился бы в плаксивого старого враля наподобие отца, рассказывал бы санитаркам и всем, кто готов слушать, что жил, как мужчина, и ошибался, как мужчина. Нет, Салли давным-давно решил не жалеть ни о чем, разве только о жизни в целом. Он позволял себе смутно желать, чтобы все сложилось иначе, не виня себя в том, что сложилось как сложилось, равно как не винил себя в том, что его тройка ни разу не финишировала в той последовательности, на которую он поставил. Что проку задним числом судить собственные решения, претендовать на тонкое понимание прошлого из безопасного настоящего, как делают многие, состарившись. Можно подумать, если бы им выпал шанс прожить жизнь заново, они поступили бы умнее. Мало кто из знакомых Салли с годами поумнел. Некоторые стали реже ошибаться, но Салли считал, это потому, что они сделались медлительнее. У них убавилось сил, а не прибавилось добродетелей, стало меньше возможностей наглупить, а не больше мудрости. Салли же взял за правило не отрекаться от своих ошибок, так он и поступил сейчас.

– И правильно сделал, что отказался, как выяснилось, – заявил он. – Если бы половина компании была моей и я видел, что Карл ее разоряет, мне пришлось бы пристрелить этого сукина сына. И сесть в тюрьму. А так я хожу на свободе и на Карла плевал.