– Окей, – сказал он и, когда загорелся зеленый, выехал на перекресток. – А то я боялся, что ты поранился.

* * *

Питер смотрел на покосившуюся развалюху.

– Ты намерен из этого сделать гостиницу?

Салли не удержался от улыбки. Он рассказал Питеру о работе, на которую его наняли, и когда Питер, к его удивлению, проявил интерес, Салли решил показать ему дом, о котором идет речь. Но передумал, не притормозил у особняка Майлза Андерсона, а свернул за угол, на Баудон, и остановился у дома Большого Джима.

– Давай выйдем на минутку, – предложил Салли.

Питер повиновался – без особой охоты, заметил Салли, – но не обиделся. Когда они остановились у черной чугунной ограды, окружавшей участок, да и всю территорию “Сан-Суси”, Питер хорошенько тряхнул забор, и отца пробрала дрожь.

– Ты же не попросишь меня залезть и на этот, правда?

– Только если ты сам захочешь, – ответил Салли. – Там дальше вообще-то проход. – И он указал на место, откуда накануне волшебным образом выехал самосвал.

По правде говоря, меньше всего Салли хотелось, чтобы Питер лез на этот забор, хотя штыри, некогда его венчавшие, давным-давно спилили. Полчаса назад, на дворе строительной компании “Тип-Топ”, когда Питер застрял наверху проволочной ограды и едва не свалился, Салли вдруг так живо заметил симметрию между этим воображаемым происшествием и другим, полувековой давности, когда Большой Джим потряс забор и насадил мальчишку на штырь, что даже не сомневался: сейчас тот кошмар повторится. Ему вдруг показалось совершенно естественным, что из-за него случится то же самое, что некогда из-за его отца, только еще ужаснее. И когда это случится, он, наверное, поступит в точности как его отец, и в те считаные секунды, пока Питер не поймал равновесие, Салли воображал не только как сын налетит на штыри, но и как он, Салли, будет объяснять Вере, что стало с их сыном, с тем самым сыном, которого она так старалась уберечь, разлучив с отцом, с тем сыном, которого Салли и сам старался уберечь, не препятствуя Вере, но в конце концов погубил его. Вот о чем Салли думал, стоя у дверей “Белой лошади”.

– Ты хоть знаешь, что это за место? – спросил Салли.

Питер окинул дом взглядом в тусклом свете далекого уличного фонаря.

– А должен?

Салли пожал плечами:

– Наверное, нет. Я думал, вдруг мать тебе показывала. Это дом твоего деда. Дом, в котором я вырос.

Питер, похоже, не проникся важностью этого известия, если вообще счел его важным, он разглядывал царапину на ладони, и Салли, заметив это, понял, до чего они разные и как много он потерял, предоставив Вере воспитывать сына. Но не будешь же сейчас читать ему нотацию. По всей вероятности, за первые тридцать пять лет жизни характер Питера уже сложился. И все равно Салли так и подмывало сказать ему: “Хватит пялиться на царапину. Ты только что проверял, там ничего не изменилось и не стало хуже”. На травмы не следует обращать внимания, как и на свои карты в покере, они не изменятся, сколько на них ни смотри. Как и на колено Салли – он позволял себе осмотреть колено всего один раз, утром после пробуждения, и потом весь день не обращал на него внимания, – как и на все ошибки, которые мужик делает в жизни. Можно, конечно, тревожиться из-за них, расковыривать, как болячки, но лучше все же не трогать. Вот бы сказать это все сыну, но Питеру тридцать пять, воспитывать поздновато.