— Не знаю.

— Прости мне эти слащаво-сентиментальные расспросы. Ты растешь. Обращаешься в личность.

— Нет, — сказал он. — Не обращаюсь.

— Джамаль?

— Что?

— Да ничего. Просто сделай мне одно одолжение, ладно?

— Какое?

— Не вырастай говнюком.

— Угу.

— Я ведь была тебе хорошей матерью, правильно? Хорошей в разумных пределах и с учетом всех обстоятельств.

— Наверное.

— Ну так вот, если тебе придется расти без меня, то это практически все, что я могу тебе посоветовать. Постарайся не вырасти говнюком.

— Ладно.

Кассандра затянулась, выдохнула плотную, неровную струю дыма.

— Ну хорошо, а теперь вали отсюда, — сказала она. — У Зои, наверное, обед уже готов, не заставляй ее ждать.

— Я еще не готов уйти, — ответил Джамаль.

— Ну а я к твоему уходу готова.

Она подняла голову от шитья, выплюнула на ковер булавку. Кассандра менялась, становилась меньше ростом. Джамалю захотелось вырвать сигарету из ее руки, содрать с нее халат, вытолкать ее, голую, за дверь, в желтую вонь коридора, где ведут переговоры торговцы крэком и женщины поют на чужих языках. А потом запереть дверь, забраться в постель Кассандры и лежать, не обращая внимания на ее стук и мольбы.

— Нет, — сказал он.

— Тащи свое маленькое гузно домой, мне от тебя все равно никакой пользы, а твоя мать сидит дома одна.