Магда кивнула. Она и дед сидели, охваченные мрачным экстазом своей правоты. На экране вставал, унося души погибших животных, столб дыма, серого и желтого, как старый кровоподтек.

— Эй, — позвала из кухни мать. — Это мальчики пришли?

— Да, мам! — крикнул Бен. Голос прозвучал неплохо. Скорее всего.

Он прошел к кухне, остановился в дверях.

— Привет, лапуля, — сказала мать. Она поцеловала его, тетя Зои опустила в кастрюльку омара.

— Убийство, — сказал Бен.

— Знаю, — отозвалась тетя Зои. — Но что я могу поделать? — такова цепь питания.

Она была в черных джинсах и рубашке с багровым лицом председателя Мао. Мать Бена — в белой блузке и шортах из шотландки. В бокале джина с тоником, который она держала в руке, негромко позвякивал лед.

Мать разгладила его волосы, от нее исходило мягкое дуновение духов и джина, тихое гудение интереса к сыну. Бен представлял себе, как она каждое утро приступает к счету, который продолжается, начиная с единицы, весь день. Мать была спокойной, потому что точно знала номер каждой минуты.

— Как погуляли? — спросила она.

— Хорошо. Вода ушла, можно пройти вдоль причала, довольно далеко.

— Да, я слышу, чем от тебя пахнет, — сказала мать и взъерошила его волосы. — Солью.

Она вмещала в себя всю красоту, какая была в этой комнате. Вне матери оставалась только старая кухня — семужного цвета пластмассовый стол, сосновые шкафчики с большими темными разводами и сучками, словно оставленными кем-то, тушившим сигары об их дверцы. И еще оставалась вне матери тетя Зои, больная и безумная, с белой кожей, покрытой пятнами, как у гипсового святого, бросающая омаров в кипящую воду.

Вошел и остановился рядом с Беном Джамаль.

— Здравствуй, Джамаль, — сказала мать Бена.

Джамаль кивнул и улыбнулся, смущенно, как если бы они только что познакомились.

— Джамаль вегетарианец, — сообщила тетя Зои.

— Нам это известно, лапуля, — сказала мать Бена.

— Я тоже была вегетарианкой, — продолжала тетя Зои. — Целых пятнадцать лет. А потом в один прекрасный день зашла в «Макдоналдс» и съела бигмак. Тем все и кончилось.

— Знаю, — сказал Джамаль. Он стоял, присогнув ноги, словно готовясь к прыжку. Он был самим собой, не мужественным и не женственным. Был Джамалем, храбрым и беспечным, спокойным, с живыми глазами и спиралями густых черных волос.