– Все готово, сластолюбцы, – услышали мы голос Хавьера. – Через пять минут надо быть в муниципалитете. Тип ждет нас.

Счастливые и растрепанные, мы вскочили с постели; тетушка Хулия, красная от смущения, оправляла платье, а я, как когда-то в детстве, закрыв глаза, пытался сосредоточиться мыслью на вещах абстрактных и почтенных: цифрах, треугольниках, окружностях, на бабушке, маме – все для того, чтобы подавить желание. В туалете сначала она, потом я привели себя в порядок, слегка причесались и пошли в муниципалитет так быстро, что даже запыхались. Секретарь немедленно провел нас в кабинет алькальда – просторную комнату, где над письменным столом, заваленным папками и флажками, висел государственный герб, а вдоль стен, наподобие школьных парт, вытянулось полдюжины скамеек. Умытый, с еще влажными волосами, но вполне овладевший собой, белобрысый «отец города» из-за своего стола отвесил нам церемонный поклон. Теперь это был другой человек, исполненный сознания своей значимости и торжественности момента. По обе стороны стола стояли Хавьер и Паскуаль и лукаво улыбались.

– Ну что же, приступим, – сказал алькальд (голос выдавал его: он звучал глухо и неуверенно, казалось, слова застревали где-то в горле). – Где бумаги?

– Они у вас, господин алькальд, – очень вежливо ответил Хавьер. – Мы с Паскуалем доставили их вам в пятницу, чтобы избежать всяких хлопот, разве вы не помните?

– Ну и память у тебя, братец, все уже забыл, – хрипло засмеялся Паскуаль. – Ты еще сам просил, чтобы мы тебе их оставили.

– Значит, они у секретаря, – смущенно пробормотал алькальд и, недовольно глядя на Паскуаля, прокричал: – Секретарь!

Тщедушный, в огромных очках человечек несколько минут искал свидетельство о рождении и акт о разводе тетушки Хулии. Мы молча ждали, алькальд курил, зевал и нетерпеливо поглядывал на часы. Наконец секретарь принес документы и с брезгливой миной стал в них копаться. Складывая их на стол, он произнес чисто чиновничьим тоном:

– Вот они, господин алькальд. Как я вам и говорил, в связи с возрастом юноши возникает препятствие.

– А вас кто спрашивал? – сказал Паскуаль, делая шаг к секретарю, будто намереваясь его придушить.

– Я выполняю свой долг, – ответил человечек. И, повернувшись к алькальду, опять заладил свое, указывая на меня: – Ему только восемнадцать лет, и он не предъявил юридически оформленного разрешения на брак.

– И зачем только такой болван ходит у тебя в помощниках, братец? – взорвался Паскуаль. – Чего ты ждешь? Вышвырни его вон и возьми кого-нибудь, кто хоть что-то смыслит!