В эти недели его внуки, забыв о своем подростковом бездушии, вновь обратились в маленьких ребятишек и много времени проводили с дедом. Серджо даже склеил разорванных «Двух братьев».
— Почитай нам еще раз,
Но Амедео молча укрывался в комнате на чердаке.
— Если ты хочешь заняться делом, Серджо, — сказал он однажды сурово, — то помоги мне переписать эти истории. Некоторые записи об острове я делал на отдельных листках, надо переписать в книгу.
И Серджо занялся переписыванием, сидел, склонясь над столом старого доктора, выводя свои каракули рядом с элегантным почерком деда. Пока Серджо трудился, Амедео снял с полок старые медицинские журналы и вынес во двор.
— Все, что писали раньше, уже неправильно, — объявил он. — Так что я могу избавиться от этого хлама.
На следующий вечер он вызвал Серджо и Джузеппино к себе в кабинет. Мальчики стояли перед ним на расстоянии локтя друг от друга. Серджо ссутулился, ощущая себя не в своей тарелке, Джузеппино пинал диванную ножку в виде львиной лапы и хмуро глядел в пол.
— Мальчики, — заговорил Амедео, — я хочу поговорить с вами о своем завещании.
Хотя план этот вызревал в нем с тех самых пор, как началась вражда братьев, он нервничал, почти задыхался, тянул с рассказом.
Джузеппино продолжал пялиться в пол. Серджо поднял голову в почтительном ожидании.
— Перед смертью, — сказал наконец Амедео, — я хочу оставить вам две вещи. Не говорите об этом ни маме, ни отцу. Это должны знать только вы. Во-первых, я оставляю вам свою книгу с историями, а во-вторых, бар. Вы должны хорошо позаботиться о том и другом. — Амедео поднялся со стула и ткнул тростью Джузеппино, все так же мерно пинавшего ножку дивана. — Джузеппино, ты слышишь меня?
Мальчик поднял голову, и Амедео увидел, что он едва сдерживает слезы.
— Ты не умрешь, — сказал Джузеппино. — Ты не умрешь,
Страх на время объединил братьев.
— Да, — подхватил Серджо, — ты не умрешь. И ты не должен говорить о смерти. Мы отвезем тебя на Сицилию в больницу.
Амедео поднял руку:
— Мне девяносто шесть лет. Я не собираюсь ехать в больницу. Что я им скажу? Что я умираю? Вот уж они там удивятся: человеку девяносто шесть лет, а он вдруг помирать собрался. Ха!