– Ты что делаешь?

Притвориться глухой? Послать его к черту? Сказать ему Жорди, нам надо поговорить, я знаю, что у тебя есть любовница? Или сказать это ты вызываешь у меня кашель?

– Ничего особенного, разбираю бумаги. Хочу оставить все в полном порядке до моего возвращения.

– Ты правда не хочешь, чтобы я с тобой поехал?

– Правда.

– Позвони мне, как только тебе что-нибудь скажут.

Тина не ответила. Что она могла ему сказать? Что ей очень жаль, что он сам не предложил отправиться к врачу вместе; что она не хочет, чтобы он ехал с ней, поскольку между ними возникла слишком большая пропасть; что ей очень страшно отправляться к врачу одной; и что есть у нее такого, чего нет у меня? Кто она? Я ее знаю? А? В общем, лучше ей ехать к врачу одной и в одиночестве пытаться побороть свой страх.

Жорди вышел из комнаты, на ходу снимая куртку. Она знала, что как только она сядет в машину, чтобы отправиться на пару дней в Барселону, на обследование к гинекологу, Жорди сочтет себя свободным от всех уз и, не стесняясь, бросится в объятия своей таинственной возлюбленной. Она знала это, была в этом абсолютно убеждена. Но не могла этому помешать. В конце концов, она тоже в каком-то смысле обманула его, потому что по приезде в Барселону она не пошла навещать никаких родственников, а отправилась в контору по усыновлению в поисках родившейся в сорок четвертом году девочки, у которой фамилия могла быть Фонтельес, а мать звали Розой. Если только она родилась в Барселоне. Потеряв два часа на безуспешные поиски в огромном ворохе данных, она решила пойти по призрачному следу, на который навели ее тетради Ориола, где упоминался некий доктор Аранда, возможно специалист по туберкулезу, работавший, возможно, в туберкулезной больнице. Однако и здесь ее ждало разочарование: послушайте, сеньора, на что вы рассчитываете, какой-то врач, работавший в сороковые годы… И она ушла с поникшей головой, думая, что, может быть, и правда пора остановиться, кто заставляет ее вмешиваться в чужую жизнь, ведь я не историк, не детектив, не родственница участников событий; однако она понимала, что безнадежно вовлечена в эту историю уже хотя бы потому, что прочла тетради Ориола. Пока Тина размышляла обо всем этом, направляясь к выходу из больницы, из-за стойки вышла медсестра, сидевшая рядом с той, к кому она первоначально обратилась, и сказала, что на чердаке больницы лежат пакеты с регистрационными карточками, в свое время рассортированные и перевязанные бечевкой, их очень легко разобрать; и когда у Тины все руки уже были перепачканы серой пылью, скопившейся на хрупких, с легким запахом плесени бумажках, она обнаружила среди врачей, работавших с сорок второго по сорок девятый год, доктора Жозепа Аранду и поняла, что если записи в те годы велись более-менее аккуратно, то она сможет отыскать имена пациентов доктора. В списках поступивших в больницу в интересующие ее годы она нашла десятки женских имен, среди них несколько Роз, но возраст ни одной из них не подходил. Когда Тина уже начинала понимать, что бездарно теряет время, ей пришло в голову посмотреть личное дело доктора Аранды. Оказалось, что он служил также и в больнице Торакс в Фейшесе. С поистине евангельским упорством она взяла новый след, отдавая себе отчет в том, что во второй половине дня у нее номерок к врачу и ей надо подготовиться к визиту, а вечером – ужин с матерью, к которому надо готовиться гораздо более тщательно, чем к посещению врача. Через два часа она уже сидела в архиве больницы Торакс в Фейшесе и оторопело смотрела на четыре карточки женщин с детьми. Только одну из них звали Роза. Роза Дакс. Но у нее был сын, а не дочь. Еще один ложный след.