На ее мольбу ответила Сокорро – она повернулась к Джессике и сквозь разделявшую их стенку крикнула:

– Заткнись! Все равно мы сделаем, что задумали: ты этому не помешаешь.

– Что же вы хотите с ним сделать?

Джессика увидела, что Мигель внес в клетку Никки деревянный столик, а Густаво и четвертый человек схватили Никки и крепко держали его, чтобы он не мог шевельнуться. Джессика снова закричала:

– Это же несправедливо! Отпустите его, ради всего святого!

Не обращая внимания на Джессику, Сокорро объявила Никки:

– Сейчас тебе отрежут два пальца.

При слове “пальцы” Никки, который и так уже находился на грани истерики, отчаянно закричал и забился. Сокорро продолжала:

– Эти люди отрубят тебе пальцы – так решено. Но тебе будет только больнее, если ты станешь отбиваться, так что сиди смирно!

Невзирая на ее слова, Никки что-то забормотал, глаза его дико завращались, и он еще отчаяннее принялся вырываться, – Нет! – пронзительно закричала Джессика. – Только не пальцы! Он же пианист! Вы всю жизнь ему загубите…

– Я знаю. – И Мигель повернулся к ней с легкой улыбочкой. – Я слышал, как ваш супруг, отвечая на вопрос, говорил об этом по телевидению. Теперь он об этом пожалеет – когда получит пальцы сына.

– Возьмите мои! – воскликнул Энгус, колотя по стенке, отделявшей его от клетки Никки, и протянул им руки. – Какая вам разница? Зачем мальчику портить жизнь?

Мигель вскипел, лицо его исказилось от злости.

– Какое значение имеют два пальца ублюдка-буржуя, когда каждый год шестьдесят тысяч перуанских детей умирают, не дожив до пяти лет?!

– Но мы же американцы! – возразил Энгус. – Мы не виноваты в этом!

– Виноваты! Капиталистическая система – ваша система – эксплуатирует народ, делает его нищим, губит. Вот кто виноват.

Цифры, приведенные Мигелем о смертности среди детей, были взяты им из книги Абимаэля Гусмана, основателя “Сендеро луминосо”. Мигель знал, что цифры у Гусмана скорее всего преувеличены, но общеизвестно, что смертность от недоедания среди детей в Перу – одна из самых высоких в мире.

Пока они обменивались эпитетами, дело было сделано – и очень быстро.

Столик, принесенный Густаво, придвинули к Никки. Невзирая на сопротивление мальчика, который и брыкался, и плакал, и жалобно молил, Густаво положил указательный палец его правой руки на край стола. Рамон достал охотничий нож. И провел большим пальцем по острию, проверяя, хорошо ли нож заточен.

Убедившись, что все в порядке, Рамон приложил нож ко второй фаланге пальца Никки и быстро, всей силой своей мускулистой руки нажал сверху. Брызнула кровь, Никки пронзительно вскрикнул, но палец был отрезан лишь наполовину. Рамон вторично махнул ножом и довершил дело.