Не знаю.
А я где буду?
А я где буду?
Не знаю, – сказала она.
Не знаю, –
Они полежали молча, думая каждый о своем, стараясь проникнуть в мысли другого. Между ними нарастало отчуждение.
Почему ты спросила?
Почему ты спросила?
Не знаю, – сказала она.
Не знаю, –
Что мы вообще знаем?
Что мы вообще знаем?
Почти ничего, – сказала она, вновь опуская голову ему на грудь.
Почти ничего, –
Они обменивались записочками, как дети. Дедушка составлял свои из газетных вырезок и бросал в ее плетеные корзины, куда, кроме нее, никто не рисковал запускать руку. Вот встретимся под деревянным мостом, и я отнесу тебя туда, где ноги твоей не ступало. «В» была вырезана из наступающих войск, которые вскоре оборвут жизнь его матери: ВРАГ НА ПОДСТУПАХ К СОВЕТСКОЙ ГРАНИЦЕ; «ОТ» – из их приближающихся эсминцев: НАЦИСТСКИЙ ФЛОТ НАНОСИТ ПОРАЖЕНИЕ ФРАНЦУЗАМ ПОД ЛЕСАКСОМ; «ЫМ» – из полуострова, на который они голубоглазели: КОЛЬЦО ВОКРУГ КРЫМА СЖИМАЕТСЯ; «СУ» – из того, что пришло слишком поздно и в недостаточном количестве: ВОЕННЫЕ СУБСИДИИ ИЗ АМЕРИКИ ДОСТИГАЮТ АНГЛИЙСКИХ БЕРЕГОВ; «ГИ» – из волчары волчар: ГИТЛЕР ПРОВОЗГЛАШАЕТ ПАКТ О НЕНАПАДЕНИИ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ; и так далее, и так далее, каждая записка – коллаж из любви, которой не суждено было быть, и войны, которой суждено.
Вот встретимся под деревянным мостом, и я отнесу тебя туда, где ноги твоей не ступало.
Цыганочка вырезала любовные письма на деревьях, наполняя лес своими посланиями ему. Не оставляй меня – на коре дерева, в тени которого они однажды заснули. Чти меня – на стволе окаменевшего дуба. Она составляла новый список заповедей – заповедей, которые бы они разделяли, которые вели бы их по жизни вместе, а не врозь. Да не будет иной любви в сердце твоем, кроме как ко мне. Не поминай имени моего всуе. Не убий меня. Следуй за мной и почитай святыней.
Не оставляй меня –
Чти меня –
Да не будет иной любви в сердце твоем, кроме как ко мне. Не поминай имени моего всуе. Не убий меня. Следуй за мной и почитай святыней.