И она знала почему – ее звезда заходила, и они чуяли это на ней, точно дешевые духи. В их жизни не было места неудачникам. Это могло быть заразным.
Остаток вечера Ческа провела, напившись вусмерть, и следующим утром проснулась на диване в гостиной, совершенно одетая.
Вся следующая неделя была просто невыносимой.
Она отказалась от сеансов массажа, спортивного тренера и парикмахера. Она уволила горничную и охранную компанию, понимая, что все равно не сможет заплатить им в конце месяца. Ее ногти были обломаны, грязные волосы свисали вокруг лица, и она перестала по утрам одеваться.
Уныние и финансовые проблемы были тяжелы сами по себе, но в довершение к ним те жуткие ощущения, которые, как она надеялась и молилась, оставили было ее навсегда, вновь начали прорываться на поверхность. Ей снова начали сниться страшные сны, и она просыпалась в холодном поту, трясясь от ужаса.
Потом, через несколько дней, она снова начала слышать знакомый голос, тот самый, что заставлял ее делать все эти ужасные вещи. Она не слышала его с тех пор, как почти восемнадцать лет назад уехала из Англии. И к нему присоединились другие голоса. На этот раз они не говорили ей о других людях, они говорили
Ческа перебегала из комнаты в комнату, пытаясь убежать от этих голосов, но они всегда шли за ней, не давая ей ни минуты покоя.
Она пыталась бить себя по голове кулаком, чтобы прогнать их. Она отвечала им, крича так же громко, как они, но голоса не затихали… просто не затихали.
В отчаянии она позвонила врачу и попросила выписать сильные успокоительные, но и они не смогли успокоить ее или приглушить голоса.
Ческа понимала, что слетает с рельсов. Ей была нужна помощь, но она не знала, где ее искать. Если она расскажет врачу про голоса, тот немедленно запрет ее в психушку, так же как сделали те доктора, когда она была беременна.
Через две недели этого ада Ческа однажды утром взглянула в зеркало – и ее там не было.
Она опустилась на пол. Она снова стала невидимой. Может быть, она уже умерла… Ей так часто это снилось. Что же было настоящим? Она больше не понимала. Ее голова раскалывалась, голоса гудели в ней, смеялись над ней.
Она маниакально забегала по дому, завешивая простынями те зеркала, которые были слишком большими, чтобы перевернуть их, и поворачивая остальные лицом к стене. Потом она, стараясь отдышаться, села в гостиной на пол.