— Мисс Фейтфул! — Бесси Паркес даже не встала и посмотрела на Фидо, сидя за своим письменным столом, где, как всегда, царил образцовый порядок.

В первый момент Фидо была не в состоянии говорить, а просто протянула номер «Александры мэгэзин», открытый на восьмой странице.

— Я пришла просить, чтобы вы напечатали опровержение. — Она судорожно глотнула воздух. — В этом сообщении, помещенном в вашем новом журнале, вы полностью исказили все факты. Вы заявляете, что я в течение четырех лет не принимаю участия в деятельности Общества содействия трудоустройству женщин и в журнале…

— Вы не занимаете никакого поста в каком-либо комитете, — напомнила ей Бесси Паркес.

— Вы прекрасно знаете, что я присутствовала на всех собраниях и участвовала во всех кампаниях. Я основала отделение общества в Дублине и в Эдинбурге… Вела один из регистрационных журналов учета рабочих мест, не говоря уже о помещении в «Таймс» статей, в которых знакомила женщин с нашей работой… — Фидо говорила слишком взволнованно, хотя и старалась успокоиться. — И если у меня не было официальной должности, все понимали, что это только из-за того, что я занималась издательством «Виктория-пресс», которое, несмотря на ваши жалкие попытки отказаться от него, остается блестящим примером способности женщин к профессиональному труду!

Долгий вздох.

— Вы находите необходимым этот разговор? Какую пользу, по-вашему, он может принести?

— А было ли так необходимо публично отрекаться от меня, делать из меня козла отпущения?

— У нас были для этого основания, — резко возразила Бесси Паркес. — Вы навлекли дурную славу не только на себя, но и на Лэнгхэмскую группу: это мы имеем право считать себя оскорбленными. Со всех табличек уже стирается ваше имя, как личное, так и профессиональное. Общество социологических наук вряд ли продолжит печатать у вас свои материалы, и, если вы и дальше будете вести себя так же бесцеремонно, можно не сомневаться, что королева сочтет необходимым лишить ваше издательство своего покровительства.

— Полагаю, что после недавних неприятностей я вышла с восстановленным именем, — сказала Фидо, стараясь не замечать своей неуверенной интонации.

— Скорее, едва оправданным, — уточнила Бесси Паркес, выразительно глядя на нее своими большими, как у куклы, глазами. — Судья Уайлд, конечно, проявил к вам милосердие в своей заключительной речи, представив вас просто не слишком разбирающейся в законе и отступницей. Воистину, это достойно удивления: как вам удалось предать одновременно и вашу подругу, и наше движение!

Фидо судорожно перевела дыхание.