Светлый фон

Генерал Бакстер добродушно поглядел на него сквозь толстые стекла очков.

— А разве кто-то отнимает у них это право, Дед? — сказал он примирительным тоном. — Никто у них этого права не отнимает.

— Да кончайте вы, Олли, — ощетинился полковник Моубри.

В воздухе вдруг почувствовался едва заметный тошнотворный запах. Справа показались бетонные чаны очистных сооружений, под струями вращающихся разбрызгивателей обильно пузырилась пена.

— Вот чем они пахнут, эти ваши теории, — с негодованием сказал полковник Моубри. — Хорошо, вы хотите сказать, что никаким уставом не предусмотрено, что всякий военнослужащий обязан являться каждый вечер в клуб и выпивать пару кружек пива бок о бок с негром. Если им в клубе не нравится, пусть туда не ходят. Согласен! Разумеется!

Полковник Моубри умолк и возмущенно заерзал на сиденье. Видно было, что внутри у него все клокочет от ярости; он был похож не то на драчливого петуха, не то на задиристого терьера, готового бесстрашно броситься на всякого, кто будет упорствовать и городить всю эту несусветную чушь. Зрелище было настолько забавное, что генерал Бакстер не удержался и с улыбкой поддразнил Моубри:

— Разумеется. Рад, что вы с этим согласны.

— Так, а теперь скажите мне: раз клубы создаются для удобства и удовольствия, почему же парни, скажем, из Джорджии, уплатившие взносы, должны выбирать одно из двух — либо принимать то, что им не по нутру, либо вовсе не ходить в клуб? Я уверен, они с этим мириться не станут.

— А вот это нехорошо, — бодрым тоном сказал генерал Бакстер. — Что же они сделают?

— Поднимут скандал, и тут уж вправду хорошего будет мало. Ведь это же социальная проблема, волнующая лучшие умы страны, а вы нарочно все сводите к вопросам соблюдения дисциплинарного устава. Они не подчинятся, и вы это прекрасно понимаете. Продолжайте в том же духе! Делайте, что хотите! Можете их арестовать, можете отдать под трибунал, можете с позором выгнать из армии. Короче, если вы вовсе ничего не соображаете, вы добьетесь того, что разгоните почти всех первоклассных офицеров; тогда посмотрим, много вы навоюете с горсткой второразрядных цветных пилотов!

Полковник Моубри покраснел как рак. Ужасная картина, которую он только что нарисовал, так его самого напугала, что он начал заикаться.

— Это же бред какой-то! — сказал он с яростью. — Взять хотя бы нашу группу средних бомбардировщиков — кстати, неизвестно, когда ее удастся создать, да и удастся ли вообще. Неужели хоть один нормальный человек может вообразить, будто эта группа способна сравниться с хорошей группой белых пилотов? Я не говорю, что они не будут стараться. Только вот что из этого выйдет? Боже милостивый! Да они в большинстве своем просто для этого не годятся. Ведь сказано же в Библии «рубящие дрова и черпающие воду», и неспроста. Да вы откройте глаза, взгляните вокруг; у людей спросите, наконец! Поговорите хотя бы с полковником Мандиблом, командиром инженерных войск нашего гарнизона. Он жаловался мне на прошлой неделе. Просто уму непостижимо, что эти черномазые делают с техникой и оружием! Дашь им новенький грузовик — так они его за неделю раздолбают. Дашь пулемет — через десять минут он уже не стреляет. Уберите белых офицеров, и уже к отбою вся документация в эскадрилье будет так запутана, что вовек не распутать, казармы превратятся в хлев, в столовой будут три раза в день подавать холодные подгоревшие бобы, а на заднем крыльце скопится двухнедельная груда отбросов. Слава Богу, что вы еще можете смеяться, Олли, а мне вот больше хочется плакать. — От ярости на глазах полковника Моубри и вправду блеснули слезы. Он поджал губы.