Вскоре он появился оттуда в сопровождении цветного официанта в белой куртке, который нес стаканы, лед, бутылки с содовой и непочатую бутылку шотландского виски с приклеенной полоской бумаги, на которой карандашом было выведено печатными буквами:
— Отлично, — сказал капитан Уайли. — Скоч? Я его там столько выпил, что к концу даже полюбил. — И, снова пародируя британское произношение и интонацию, обратился к официанту: — Чуть-чуть, пожалуйста. Нет, льда не надо, дружище. Это не для меня. — Он рассмеялся, плеснул себе умеренную порцию виски и поглубже уселся в кресле. Потом поднял стакан, который, казалось, утонул в его большой ладони. — Ну, поехали. — Он одним глотком отпил половину, опустил руку со стаканом на колени и сказал: — Так вы говорите, теперь все материалы у генерала? А это к лучшему, как вы считаете?
— Не уверен, — сказал Хикс. — Но, впрочем, генерал сам участвовал в воздушных боях, и не раз. Это точно. Так что он сразу поймет, где дело написано, а где — чушь, и это очень важно: может, удастся поставить на место полковника Фоулсома. Я видел его сегодня, по другому делу, со мной он был очень даже любезен. Вчера в Селлерсе я разговаривал с одним летчиком, который прежде служил в Американской добровольческой группе. Он мне передал кое-какие свои замечания, хотелось бы, чтобы вы взглянули.
— Вот уж где жизнь была малина, — с завистью сказал капитан Уайли. — Жаль, меня там тогда не было. Наличными за каждый сбитый самолет! Потом на эти деньги совершаешь небольшую торговую операцию с китайцами, и вскоре у тебя уже приличный куш. Там и сейчас так — мне рассказал в Орландо один парень, он сам только что оттуда. И я бы не прочь попробовать, да и охота посмотреть, как эти желтобрюхие летают. — Он задумчиво оглядел свой стакан. — Надо только подождать, пока нам дадут что-нибудь получше пэ-сороковых. Знаете, после «спитфайров» ни на чем летать не захочешь. — Он рассмеялся. — Особенно я любил выходить на «спит-девять» против итальянских «макки-двести» или «двести вторых». Разумеется, силы неравные; зато какая потеха! Они иногда пролетали над Мальтой — сопровождали бомбардировщики — и обычно выделывали в воздухе всякие акробатические трюки. У нас боеготовность была на высоте, так что мы в любую минуту могли подняться в воздух, ну, кроме тех случаев, когда машину поставят на прикол из-за запчастей или если бензина нет. Изумительное чувство, Нат! Сидишь себе, ждешь и вдруг видишь — выплывают бомбовозы, ну эти, класса «V», а итальяшки на истребителях выделывают вокруг них «бочки» и прочие идиотские фигуры. Полное радиомолчание! И вдруг командиры звеньев как завопят: «Красный ведущий справа! Белый ведущий слева! Тебя атакуют!» — Он засмеялся и хлопнул себя по колену. — Надо сказать, что один раз мы все же поплатились. Оказалось, что вместе с ними шло несколько немецких сто-девятнадцатых, причем на большой высоте. Мы их и не заметили. Я только что разделался с итальяшкой, как вдруг услышал стрельбу, причем не с земли, а с воздуха. А когда в воздухе слышишь такую стрельбу, стрелять могут только сзади — прямо у тебя за спиной. Пули, черт бы их побрал, прошили мне плоскость. Я завалился на крыло и пошел в штопор. Так он мне винтом вырвал кусок из хвоста, ей-Богу! Видимо, немец просто перемудрил. Не открывал огонь до последнего, чтобы вмазать наверняка; а потом было уже поздно корректировать огонь. Он пронесся надо мной как бешеный, видимо, так разозлился из-за промаха — он ведь меня почти натянул на фюзеляж, — что потерял всякое соображение. И рванул штурвал на себя. А этого, разумеется, делать не стоило. Если кого-то перегнал и тот у тебя на хвосте — нужно сваливать, да побыстрее.