Оттого, что, как только город накроет тьма, ему придется выйти на улицу.
— Давай, старина! Это займет не больше часа, — говорит он себе вслух.
Он все предусмотрел. Ладан и цветы, обычные подношения, уже лежат в пластиковом пакете у двери. Ему нужно лишь дойти до Тааси[2], татуировщика, принять участие в обряде, поговорить несколько минут с учителем, чтобы узнать, что с ним случилось за этот год, и затем он сможет вернуться домой.
Человек поворачивает голову и смотрит на маску, висящую на ширме.
Когда он остается дома, ему не нужно прятать лицо без лица. Но когда он выходит на улицу, он должен менять внешность, терпеть прикосновение дерева, царапающего скулы и натирающего губы.
«Я не хочу больше тебя видеть! Твое лицо мне отвратительно!» — с яростью кричит один из голосов в его памяти. Он опускает глаза. Он определенно не любит это время года. Конечно, и в обычные дни случается, что приходят воспоминания, полные криков и оскорблений. Но они никогда не бывают столь четкими и ужасающими, как тогда, когда он идет к Тааси. Люди из прошлого в этот момент делаются более объемными. Человек без лица в деталях вспоминает сцены, все быстрее мелькающие перед глазами.
«Я не хочу больше тебя видеть! Твое лицо мне отвратительно!»
Он подходит к жестяной ширме и берет маску, которая кажется ему холодной на ощупь. Перед тем как надеть ее, он ласково проводит пальцами по гладким жестким изгибам, ищет трещинки, припухлости или даже шрамы. Он думает, что очень хотел бы обнаружить на деревянной личине что-то новое, след какого-нибудь чувства, например. Или некую деталь, которая ее немного оживит. Но ничего не находит. Как всегда.
Когда он заканчивает осмотр, комната погружается в сумрак. Человек не зажигает свет. Глаза должны привыкнуть к темноте.
Он делает глубокий вздох и закрывает маской рыло чудовища, которое является его лицом. Затем поднимает кусок ткани цвета охры, валяющийся на полу рядом с ширмой, и покрывает голову. Теперь он готов. В таких доспехах он выдержит взгляды прохожих.
Открывая дверь квартиры, он слышит, как возвращается домой его соседка сверху. Поднимаясь на свой этаж, она не производит ни малейшего шума. В отличие от него, у нее ступени лестницы никогда не скрипят под ногами. У нее воздушный шаг.
Но он знает, что она только что прошла.
По запаху.
По едкому и тяжелому запаху многодневного пота, который она всегда оставляет за собой. И по движению воздуха. Закрученному в воронку.
Человек смотрит вверх, чтобы проверить, закрыла ли она дверь. Вот уже некоторое время он подозревает, что она следит за ним. С тех пор, как месяц назад однажды вечером встретил ее перед домом. Она дрожала всем телом, зубы ее стучали так сильно, что, казалось, череп того и гляди расколется. Увидев ее утонувшие в тумане зрачки и холодный пот, покрывавший синеватое лицо, он сразу понял, что у нее ломка.