— Чего вы там потеряли, в Александрино, товарищ генерал? Задрипанная станция. Единственный объект — зеленая будка: либо касса, либо клозет.

Сверчевский распил бутылку сухого вина с командиром эскадрильи, задумчивым кареглазым грузином лет двадцати, и принял в подарок ящик яблок.

Это был редкостно яблочный год, сравнимый лишь с тысяча девятьсот сорок первым.

«Виллис» неспешно проехал по тихим вяземским улочкам, мимо обгоревших деревянных домишек, разбомбленных каменных зданий, похилившихся заборов и палисадников, мимо яблочных садов.

— На всю железку, — распорядился генерал. — В Сельцы.

Выдвижение дивизии имени Костюшко на передовую означало, что советское командование, в оперативном подчинении которого находились польские части, не намерено растягивать до бесконечности их комплектование и обучение. Польские полки служили подкреплением советских дивизий, поредевших в летнем наступлении, и — силой политической, стимулом для нового подъема антигитлеровской борьбы в восточноевропейских странах, прежде всего — в Польше.

Когда Берлинг со штабом первой дивизии, вобравшим наиболее знающих офицеров, уехал, Сверчевский не то чтобы растерялся. Но степень взаимопонимания с разными категориями командиров была различной. Всего ближе — домбровчаки.

За штурмовой батальон он спокоен. Батальон возглавляет Генрих Торунчик. Тот, кто был начальником штаба бригады имени Домбровского, кого он наставлял на Эбро, тот, кто уже после него выводил из Каталонии остатки интербригад… Залысины, слившись, образовали лысину. Но так же ровен тихий взгляд Торунчика, тверд негромкий голос, отдающий приказ.

Другого домбровчака, заместителя командира 1‑го полка капитана Юлыоша Гюбнера, он обнял, прощаясь, на окраине Вязьмы. И этот не подкачает.

Он полагается на домбровчаков, верит в них.

Из Польши, из разных стран, куда их выбросило волной эмиграции, они собрались в Испании, с первыми интербригадцами вступили в Мадридское сражение, с последними ушли за Пиренеи. Интернированы во французский концлагерь в Туре, оттуда — в Аржель–сюр–мер. В 1941 году в пароходных трюмах доставлены в Северную Африку. Под раскаленно–белесым солнцем, на 120 граммах хлеба в день… Долгая дорога к берегам Каспийского моря (домбровчаки родом из Западной Украины и Западной Белоруссии были признаны советскими подданными и получили возможность приехать в Советский Союз). Полтора месяца добирались из Красноводска до Рязани. Во все глаза глядели на своих новых соотечественников, на страну, сгибавшуюся под бременем войны. Люди на станциях взирали на них с не меньшим изумлением: пробковые шлемы и красноармейские гимнастерки, ломаная русская речь, африканский загар.