— Томас Манн… можно мне вас так называть, или вы предпочитаете другое обращение?
— Пусть будет так.
— Каким образом вы работаете?
Катя Манн почувствовала разочарование. О ремесленном аспекте писательской работы его спрашивают на протяжении полувека, такой вопрос ему задавали десятки раз. Однако этот интервьюируемый, вопреки только что произнесенной им маленькой речи в защиту духовного опьянения, по праву может считаться чудом самообладания.
— Я работаю по утрам, до полудня. К сожалению, во время поездок обычный рабочий ритм нарушается. Я привык работать в комнате. Я хочу сказать, что открытое небо, с солнцем вверху, способствует рассредоточению мыслей.
— Понятно: вы, значит, не импрессионист.
— Диктовка — не для меня. Я не могу использовать другого человека как посредника. Это отвлекает.
— Гм. Ничего человеческого…
— Я говорил только о посредниках.
Эрика ему многократно советовала не углубляться в эту тему. Публика, которая хотела бы затушевать собственные пороки, всегда жадно внимает рассказам о человеческих слабостях художника.
— Я никогда не переписывал большую рукопись и не просил кого-то ее переписать. Немецкие наборщики прекрасно справлялись с моим старомодным почерком, все без исключения. Что же касается общей концепции произведения — о чем вы, наверное, тоже хотели бы спросить, — то я ошибаюсь главным образом относительно его объема. «Смерть в Венеции» задумывалась как крошечная новелла в формате публикаций для «Симплициссимуса»{448}, «Волшебная гора» — как ее продолжение, маленькая сатирова драма. Разбухание композиции имеет двойственную причину — мне стоит о ней упомянуть?
— Очень вас прошу. — Держа на коленях блокнот, она записывала за ним, что-то поспешно корябала.
— Речь идет о внутреннем процессе бурения и кристаллизации, а с другой стороны… — что-то, находящееся вовне, порой вовлекает тебя в сферу своего притяжения…
— Ах, ну да…
— Глубинная же причина — это, вероятно, желание всякий раз, будь то в «Фаустусе» или в «Обманутой», выразить себя полностью. Я воспринимаю свое творчество как фрагментарное.
— Это, наверное, мучительно.
— Таков наш жребий. И как недостаточное.
— Ну что вы, господин доктор Манн…
— Есть такие строчки у Августа Платена{449}:
Сколько бы разных дел ни совершил человек,