— Я говорила это себе и, думаю, сама поверила этому.

Великий манипулятор подался вперед в своем угловатом кресле.

— Полно, моя дорогая, это не Глафира тебя беспокоит. Для этого в тебе слишком много здравомыслия. В чем все-таки дело?

Она стояла, словно слепая, ее руки беспомощно двигались.

— Я в растерянности, Меценат. Я могу только сказать тебе, что Антоний как-то изменился, но никак не пойму, в чем дело. Я ожидала, что он вернется здоровым, жаждущим развлечений. Он любит принимать участие в военных действиях, это омолаживает его. Но он возвратился… я не знаю… опустошенным. Это подходящее слово? Будто поездка лишила его чего-то, в чем он отчаянно нуждается, чтобы поддерживать хорошее мнение о себе. Есть и другие изменения. Он расстался с Квинтом Деллием, велел ему собирать вещи. И не хочет видеть Планка, который сейчас здесь, приехал из провинции Азия. Только взял дань, которую привез Планк, и отослал его обратно в Эфес. Планк вне себя, но Антоний сказал мне лишь то, что он не может доверять никому из своих друзей. Что все они лгут ему. Поллион хотел поговорить с ним о трудностях Цезаря в Италии — тот никак не может найти общего языка с сенаторской фракцией Антония, что бы это ни значило. Но он его не принял!

— Я слышал, что самая серьезная размолвка у него произошла с Публием Вентидием, — сказал Меценат.

— Весь Рим, должно быть, знает об этом, — устало заметила она. — Он сделал ужасную ошибку, поверив, что Вентидий взял взятку.

— Может быть, в этом все дело.

— Может быть, — согласилась она и повернула голову. — О, вот и Антоний!

Он вошел с легкостью и грацией, которые всегда поражали Мецената. Считалось, что крупные, мускулистые мужчины должны двигаться тяжело, неуклюже. Его гладкое лицо осунулось, но не от мимолетного настроения, подумал Меценат. Значит, заключил он, таково его обычное выражение в эти дни. Увидев Мецената, он остановился, словно наткнувшись на препятствие, в глазах промелькнула злость.

— A-а! Ты? — крикнул он, кидаясь в кресло, но за вином не потянулся. — Полагаю, твой приезд был неминуем, хотя я думал, что твой противный хозяин будет продолжать строчить мне умоляющие письма.

— Нет, он понял, что настало время для умоляющего Мецената.

Октавия поднялась.

— Я оставляю вас наедине, — сказала она. Проходя мимо Антония, она потрепала его рыжеватые кудри. — Ведите себя хорошо.

Меценат засмеялся, Антоний промолчал.

— Что нужно Октавиану?

— Что и всегда, Антоний. Военные корабли.

— У меня их нет.

— Gerrae! Пирей напичкан ими. — Меценат отставил в сторону вино, сложил пальцы пирамидкой. — Антоний, ты не можешь все время избегать встречи с Цезарем Октавианом.