— Почему ты будешь править мудрее, чем правит твоя мать?

— Потому что я — кровный сын Гая Юлия Цезаря. Я уже начал исправлять ошибки, которые на протяжении многих поколений совершала династия Птолемеев. Я установил бесплатную долю зерна для бедных, я сделал гражданами Александрии всех ее жителей, а сейчас я разрабатываю процедуру демократических выборов.

— Хм. Очень по-цезарьски, Цезарион.

— Понимаешь, я нашел его бумаги, те, в которых он составлял планы, как вывести Александрию и Египет из застоя, который длился в Египте тысячелетия. Я понял, что его идеи правильные, что мы погрязли в безжалостном болоте привилегий для высших классов.

— О, ты говоришь как он!

— Благодарю.

— Мы оба — сыновья божественного отца, это правда, — сказал Октавиан, — но ты намного больше похож на него.

— Так всегда говорит моя мать. И Антоний тоже.

— Ты никогда не думал, что это значит, Цезарион?

Молодой человек не понял.

— Нет. Что это может значить, помимо того, что это реальность?

— Реальность. По сути, в этом вся проблема.

— Проблема?

— Да. — Октавиан вздохнул, соединил свои скрюченные пальцы пирамидкой. — Если бы ты сейчас не появился, царь Птолемей, я, возможно, и согласился бы заключить с тобой соглашение. Но теперь у меня нет выбора. Я должен тебя убить.

Цезарион ахнул, приподнялся с кресла, но снова сел.

— Ты хочешь сказать, что я пойду с моей матерью в твоем триумфальном параде, а потом нас задушат? Но почему? Почему мне необходимо умереть? Кстати, почему необходима смерть моей матери?

— Ты неправильно меня понял, сын Цезаря. Ты никогда не будешь идти среди участников моего парада. Собственно говоря, я не разрешил бы тебе даже на тысячу миль приближаться к Риму. Разве тебе никто не объяснил?

— Чего не объяснил? — спросил Цезарион, потрясенный. — Перестань играть со мной, Цезарь Октавиан!

— Твое сходство с богом Юлием представляет для меня угрозу.

— Я — угроза из-за сходства? Это же бред!