Среди площади виднелись следы огромного костра. Валялись обгорелые людские кости, черепа, закоптелые татарские шлемы и щиты.

– Немало и татар здесь, видно, полегло! – говорили ратники.

Они сошли с усталых коней. Мрачно смотрели на опустошенный город, безмолвный и печальный, как заброшенное кладбище. С высоты вечевой площади вся разгромленная, сожженная Рязань была как на ладони. Куда ни взглянешь – везде смерть, все разрушено…

Около сохранившегося каменного вечевого помоста лежал на боку закоптелый медный колокол, чей могучий голос сзывал, бывало, рязанцев на многолюдные, шумные сходы.

Евпатий медленно пошел в сторону. Ратники расступились, давая ему дорогу.

Он с трудом разыскал родные места. Вот каменные ступени церкви на углу улицы, а вон там, на пригорке, стояла его старая просторная изба. Среди рухнувших обгорелых бревен одиноко высилась теперь лишь закоптелая большая глиняная печь.

Евпатий пробирался с трудом через валявшиеся бревна, камни, железные прутья. На обломках, опустив голову на руки, неподвижно сидел человек. Что-то знакомое показалось в его могучих плечах, в длинных седых кудрях…

Камень покатился под ногами Евпатия. Сидящий обернулся:

– Евпатий!..

– Ратибор!..

– Я ждал тебя, друже, – говорил Ратибор, обнимая молодого воина. – Я знал, что ты придешь. Твое слово крепко…

– Приехал, но поздно! – И Евпатий показал на обугленные развалины. – Где мои? Не знаешь?

– На все воля Божья! Мужайся, Евпатий!.. Старуха, мать твоя, еще дышала, когда я сюда добрался. Жену твою татары хотели в плен утащить. Она топором отбивалась. Тогда всех зарубили.

– А дети?

– Их в плен увели… вместе с другими…

Евпатий молчал.

– Евпатий! – продолжал Ратибор. – Догоним ворогов! Посчитаемся с ними!.. Привел ли ты черниговцев?

– Привел, да мало: триста человек. Но все удальцы: каждый десяти стоит.

– Найдем еще людей! Много народу в лесах схоронилось. Я был у сторонников. Их с каждым днем все больше. Соединимся с ними и нагоним татар… Идем, друже!

Евпатий взглянул в последний раз на развалины родного дома.