– Чего варите?

– Аль не видишь! Свежую уху!

– Свежую? То-то радость, отче Авраамий! Да разве в такой лесной чаще рыба водится?

– А то как же! – ответил Ваула. – У нас тут щука и белуга по лесу ходила. Леса пали, горы встали, щучий хвост увяз!

– Поди ж ты, какое чудо!

Длинный монах заглянул в горшок:

– А что же рыбы в горшке не видно?

– Ну так что ж! Из твоей котомки щучий хвост торчит, горшка ждет. Давай-ка его сюда.

Монах нехотя скинул котомку и ворча вытащил мороженую щуку:

– Добрые люди на дорогу дали. Путь-то нам до Киева еще долгий… Кушайте, братие, только нас отпустите!

Ваула взял рыбу, поскоблил засапожным ножом чешую, разрубил щуку на части и бросил в горшок:

– Мучной подпалкой заправим, вот и ладная уха будет. Может, и соль у тебя есть?

– Есть полгорсти…

– Давай и соль. Мы давно без соли хлебаем.

Длинный монах достал со вздохом из котомки тряпицу, отсыпал из нее соли в горшок и опять бережно спрятал тряпицу. Оба присели к горшку, держа деревянные ложки.

– Чего ты все вздыхаешь, отче? – спросил Звяга. – Прилетел тень на Петров день, сел тень на пень и начал плакать: волосы вянут, дубрава шумит. О чем плачешь? Хочешь на тот свет с солью прийти? Там отчет дадите: как с татарами воевали!

– Да мы ничего! Мы с охотой! – испугались монахи. – Только окажите милость, как прикончим ушицу, отпустите нас подобру-поздорову!

– Да нам что за корысть держать вас! – сказал Ваула. – Только обуза одна.

Оба монаха, забыв об ухе, спрятали ложки, стали креститься, кланяться всем в пояс и быстро зашагали по дороге на юг.

Сторонники, посмеиваясь, принялись за еду, когда между елями снова показался путник. Он вел в поводу коня.