Тебя зовут Хоакин Касасола, и тебе нравится твое имя. Ты жил в Испании, но тебе пришлось вернуться. Здесь богатые родственники и друзья детства, и это, как ты ошибочно полагаешь, тебе поможет.

Ты влюблен в свою кузину Элену, с которой познакомился совсем недавно и еще не привык обращаться с ней так, как принято здесь, в Гватемале.

1

1

От глубокого, тревожного сна (ему привиделось, что он заблудился в незнакомом городе) его пробудил телефонный звонок. Трубка лежала на стопке книг рядом с кроватью. Издалека доносился шум вертолетов и самолетов. Он вспомнил, что сегодня военный парад.

— С добрым утром, дорогая! — произнес фальцетом мужской голос. — Ты одна? К тебе можно заехать?

— Пошел к черту, кретин! Который час?

Голос зазвучал нормально:

— Десятый. Я тебя разбудил? У меня то, что ты просил. Перезвонить?

— Не надо, я уже встаю. Ты где?

— Еду из Кобана. Кофе готов?

Он спрыгнул с кровати и побежал на кухню: выжимать апельсиновый сок, поджаривать хлеб, нарезать папайю и готовить кофе.

Армандо Фуэнтес из Кобана (про тех, кто из Кобана, говорят: им палец в рот не клади) работал и агентом в торговой фирме, поставлявшей в арабские страны кардамон, а в плохие годы, как сейчас, торговавшей фасолью и кукурузой. Он жил с женой и двумя детьми в большом загородном доме — «в монастырской тиши», как он говорил, однако в городе у него было несколько подружек. Раз в два месяца он наматывал двести километров, отделявшие Кобан от столицы. Обычно все дела заканчивались за день, и вечером Армандо отправлялся домой, но если очень уставал, или появлялось желание напиться, или еще как-нибудь оттянуться, то он оставался на ночь у Хоакина либо еще у кого из столичных приятелей.

Консьерж сообщил по домофону, что «приехал сеньор из Кобана» — он работал недавно и еще не знал посетителей по имени.

— Спасибо. Пусть поднимается.

Армандо пожал ему руку кончиками ледяных пальцев и быстро прошел в гостиную. Пересек ее несколько раз быстрыми нервными шагами, потом подошел к музыкальному центру. Поставил на пол черный рюкзак и включил радио.

— Что стряслось? — спросил Хоакин.

— Я влип.