Светлый фон

– Иегуда!

Он останавливается, стоит. Ждет? Но чего? Не дождавшись ничего, он поворачивается. Молчит. Смотрит куда-то. Мимо меня?

В последний раз?

– А знаешь… Кажется, я – единственный человек, который не видел твой знаменитый шрам, ведь ты показывал его каждому встречному…

Ему это не нравится, но он вынужден меня слушать. В последний раз.

– И?.. – говорит он наконец.

– Ты вскоре отбываешь… и мы… и я никогдатебя больше не увижу. И этот шрам… оставила тебе я тогда… Я… я… но я никогда его не видела…

Он раздражен, я вижу это.

– Не имеет значения. Почему тебе вдруг захотелось его увидеть? Позволь мне, Наоми…

– Я – единственная, кто его не видел. Цви утверждает, что ты уже показал его всем. Почему бы и мне не взглянуть тоже?

– Пожалуйста… Только не сейчас, – просит он. – В любое другое время. Сейчас дай мне уйти.

– В другое время? Его не будет… Ведь мы больше никогда не встретимся.

– Встретимся. Конечно встретимся. Почему ты так… Я еще вернусь… Ведь у нас есть дети… Что бы там ни было, они принадлежат нам обоим…

Но я устала, и мной уже овладевает нетерпение.

– Покажи мне его!

Он распознает в моем голосе угрозу, улавливает, угадывает мое страстное желание… Чего? Только увидеть шрам? Некоторое время он колеблется, но недолго. И сдается. Как всегда. И быстро расстегивает одну за другой пуговицы на рубашке, обнажая в свете яркого дня свою грудь, которую я так хорошо знаю и которую забыла. Его плоскую грудь с кудрявыми завитками, с большой родинкой, сейчас почему-то бледной. А поперек груди – кривая линия, похожая на багровый выпуклый шнур. Застывшая навеки памятка о моем промахе. Не там должен был бы быть шрам, он ускользнул от меня в последнее мгновение. Он стоит молчит. Смотрит на меня. Пальцы его, нащупывая пуговицы, начинают застегивать рубашку. Затем он поднимает на меня взгляд, смотрит внимательно, словно хочет запомнить надолго. Или навсегда? Затем губы кривятся в так хорошо мне знакомой иронической усмешке.

– Ну а теперь ты скажи мне – ты и на самом деле хотела меня убить?

Нет, он не спрашивал меня. Просто размышлял вслух.

– Да, – быстро ответила я, ощущая во рту, в пересохшем мгновенно горле сладкий привкус…

– Но почему?