– Нет. Боюсь, это полностью соответствует действительности.

– Такое старье? Стоит никак не больше четырех.

– Прошу меня простить, но вы ошибаетесь, – начиная горячиться, говорит Кальдерон. – Дом, может быть, и старый. Но расположение… Лучше не бывает. В самом сердце Тель-Авива. Для вложения в недвижимость – лучшее место во всем городе.

– И все равно – цена не может быть столь высокой, – говорю я.

– И тем не менее это так. Случайно мне довелось узнать, что у Цви уже есть покупатель, готовый заплатить ему столько… И это не значит, что последнее слово уже сказано.

Я почувствовал, как ярость захлестывает меня.

– Что? Цви хочет продать?

Удар был убийственным. Я посмотрел в его сторону. Он сидел, комфортабельно откинувшись на своем стуле, и что-то говорил Аси. На лице его блуждало какое-то подобие улыбки. Разговорчивый парень. Обаятельный сукин сын – когда-то я и сам был таким. Кальдерон сидел, не отрывая от него взгляда. Он еще себя покажет, ловкач. Но у меня уже все позади. Впереди меня ждут закованные в ледяной панцирь озера, над которыми вскоре займется утро.

Внезапно небо потемнело. Несколько сбившихся в клубок туч закрыли солнце. Мы все с тревогой смотрели вверх. Компания стариков-пенсионеров испустила по-немецки радостный вопль, без сомнения вспомнив о родимых краях. А я остаюсь ни с чем, и кровь в моих жилах течет все медленнее. Ничего у меня не осталось, кроме имени на документе о разводе. И я должен буду снова начинать все сначала. Ракефет в этот момент заерзала у меня на коленях. Я попытался – безуспешно – утихомирить ее. На помощь уже поспешила Яэль, которая и забрала у меня малышку, но плач ее от этого стал только громче, и она оттолкнула бутылочку, которую Яэль дала ей. Тогда уже за дело принялась Дина, которая взяла ребенка из рук Яэли и принялась ходить с девочкой по саду, покачивая ее и что-то нашептывая, в то время как обитатели пансионата для престарелых обменивались репликами и пытались помочь советом. Но Ракефет продолжала заходиться в душераздирающем крике. Яэль снова взяла ее к себе, сняв с нее памперс, но плач продолжался с той же силой.

– Яэль, – раздраженно буркнул Кедми, – сделай что-нибудь. – Уйми ее.

Но Ракефет испускает такие звуки, словно в нее вселился злой дух. Гадди, который с самого начала пришел в крайнее возбуждение, не мог усидеть на месте.

– Это точно так было тогда, совсем так же, только тогда я остался с ней совсем один! Теперь видите, что ее невозможно остановить! Вон вас сколько… а тогда я был один!..

Ракефет тем временем продолжала переходить из рук в руки, ключи бренчали у нее под носом, старший официант пытался привлечь ее внимание к принесенным откуда-то старым игрушкам, и даже собаки подошли поближе, пытаясь, очевидно, понять происхождение странного для этих мест звука, но Ракефет даже не взглянула на них. Она надрывалась в крике, и лицо ее из багрового стало синим. Яэль испугалась не на шутку.