Светлый фон

Кепочки на голове моей не было.

Я выскочил на площадку — пусто.

— Что-то потерял? — спросила жена.

— Кепочка…

— Ты же в ней вышел!

— Да вот и я так думал…

Нашел я кепочку. Через час неустанных, мучительных поисков — уже тогда вкралось, просочилось в меня предчувствие, понимание, что и появляется кепочка, и исчезает не просто так, а по своим каким-то, неведомым мне, мистическим законам. В шкафу нашел. Она торчала в кармане пиджака красным лоскутом наружу. И пиджак, между прочим, тот самый, как вы, наверно, уже догадались, серый, с полоской. Напоминаю — ненадеванный.

— Так, — произнес я озадаченно и сел, нащупав за спиной подвернувшийся стул. — И как это понимать?

Ничто в мире не изменилось после моего вопроса. Но в полумраке шкафа, как мне показалось, красный лоскут вспыхнул, будто на него упал на секунду солнечный луч, — точно так было в забегаловке у метро «Парк культуры», когда я, потеряв самообладание, надел Володину кепочку и неосторожно посмотрел на себя в оконное стекло.

И вот опять.

— Так, — снова протянул я, смиряясь с чем-то неизбежным. — И как же мы теперь жить будем? — точно с таким же вопросом и тем же тоном я обращаюсь к своему коту, который после суточного загула возвращается несчастный, голодный, мокрый, грязный и окровавленный. И тоже понимая, что никакого внятного ответа мне ждать не надо — о таких похождениях не принято рассказывать кому попало…

Ладно, признаюсь, поделюсь… Может быть, некстати, не к месту, но знаю я закон бытия — если ждешь, чтобы слова твои оказались к месту, чтобы признания твои и откровения были кстати и получили бы отклик, и ты услышал в ответ именно то, что хотел услышать…

Не жди.

Не дождешься.

Столкнулся взглядом с прекрасным существом, вздрогнула, застонала душа — не таись. Открывайся немедленно. И тебе воздастся.

Или заткнись навсегда.

Так я вот о чем… Костюм-то годы висел в шкафу вовсе не потому, что у жены было к нему давнее неприятие или туфли оказались недостаточно хороши…

Это так, отговорки.

Суть в другом.

Постоянно теплится в нас, тлеет надежда, а то и уверенность, что приближаемся, все время приближаемся мы в жизни к чему-то важному, настоящему, истинному, ради чего и появились когда-то на белом свете. Хотя я-то знаю, и нет у меня на этот счет никаких сомнений, что на самом деле — удаляемся. Если ждем — значит, удаляемся. С базара едем. И в этом милом заблуждении мы в меру сил бережем себя, мысли свои убогие экономим, как бы не украли завистливые собратья, чувства экономим — достойна ли красавица нашего восторга, искреннего и безрассудного, не отощает ли из-за нее наш и без того тощий кошелек, оценит ли она время, которое мы тратим на нее легко и бездумно… Да что там мелочиться — одежку экономим для событий радостных и победных, счастливых и окончательных…