Черносотенцы шли, размахивая дубинками над головами.

«Боже, царя храни…» — запели они гимн царской России.

Толпа приближалась к складу. Впереди двое несли портрет царя.

— Товарищи, смотрите! — воскликнул худенький черноволосый дружинник, — сколько торгашей набралось. Вон Гуленко — мясник с сыном; Савченко, хозяин бакалейной лавки. И ещё, и ещё…

— А там, видите, Петька-Кривой вышагивает — первый бандит в нашем Луганске. И с ним его шайка, — добавил усатый мужчина.

— Это ещё не всё, — сказал Лавруша, — в толпе есть переодетые полицейские. Специально из других городов прислали. Вот какой сброд царская власть собрала, чтоб интересы наших хозяев защищать.

Демонстранты и толпа черносотенцев сближались. Между ними осталось шагов тридцать.

Черносотенец в картузе с лакированным козырьком и четырёхугольной окладистой бородой крикнул:

— Постоим за царя-батюшку! Бей! — и, размахивая дубинкой, побежал вперёд.

— Бей, бей!.. — заорали другие, следуя за ним.

— В воздух пли! — прозвучала команда Лавруши.

Толпа черносотенцев остановилась — дружинников заметили, стали в них стрелять.

— Ложись! — загремел бас Лавруши.

Бородатый двинулся вперёд, подбежал к знаменосцу и ударил его дубинкой. Знаменосец упал. Знамя распласталось на мостовой. Черносотенец стал топтать знамя сапогами.

Лавруша выстрелил. Бородатый присел и завыл: «Убива-а-ют…» Раненный в ногу, он пополз к своим, те метнулись назад.

Толкая друг друга, черносотенцы побежали прочь от демонстрантов, волоча за собой бородатого.

Кто-то из демонстрантов подхватил знамя, и оно снова поднялось вперёд. Знаменосца вели под руки. Дружина Лавруши присоединилась к своим товарищам.