Санта-Джулии так не терпелось огласить новые сведения, что он забился в своем кресле, его прекрасные ботинки застучали по полу, руки задрожали, пепел с сигареты посыпался на костюм.

– Господа, господа, вы ничего не знаете, вы в совершенном неведении! Мне одному известно, как обстоят дела. Жена моего батрака родом из Торребеллы, а это в двух шагах от Джибильмонте, где живет ее сестра с мужем; она часто бывает у нее, и та ей все рассказывает. Уж это, мне кажется, самый верный источник.

Убежденный в своей правоте, он тем не менее поискал поддержки в глазах слушателей и легко ее нашел, потому что все заинтересовались. Тогда, хоть и не было здесь целомудренных ушей, Санта-Джулия заговорил тише: без этого мелодраматического приема эффект от рассказа был бы не тот.

– Дон Бальдассаре выстроил себе небольшой дом в четырех километрах от Джибильмонте и обставил его так роскошно, как вам и не снилось, – мебель из Сальчи[299] и тому подобное. – В его фантазии явно проступили ностальгические воспоминания о строках Катюля Мендеса[300], о парижских домах свиданий и о страстях, годами лелеемых, но неутоленных. – Пригласил из Парижа великого художника Рошгросса[301], тот ему все комнаты расписал фресками. Три месяца пробыл в Джибильмонте и за каждый брал по сто тысяч лир.

Двумя годами ранее Рошгросс в самом деле на Сицилии был: провел здесь неделю с женой и тремя детьми, без всякого шума посетил Палатинскую капеллу, Седжесту и каменоломни в Сиракузах, а затем уехал.

– Это же целое состояние! Но что за фрески! Такие работы могут мертвых воскрешать! Обнаженные, совершенно обнаженные женщины танцуют, пьют, сходятся с мужчинами и друг с другом, во всех позах, всеми возможными способами. Шедевры! Энциклопедия, уверяю вас, настоящая энциклопедия наслаждений! А чего еще ждать от парижанина, который в месяц получает сто тысяч лир. И вот там Ибба принимает женщин десятками: итальянок, француженок, немок, испанок. Отеро[302] у него тоже побывала, точно вам говорю. Словом, Бальдассаре устроил себе там Олений парк, как Людовик Шестнадцатый[303].

На сей раз Санта-Джулия сразил своих слушателей наповал: они замерли с раскрытыми ртами. И не то чтобы поверили, но сочли эту басню весьма поэтичной, да еще позавидовали миллионам Иббы, о которых можно слагать такие великолепные баллады. Первым от романтических мечтаний пробудился генерал:

– Ты-то откуда знаешь? Сам в этом домике бывал? В качестве одалиски или евнуха?

Все рассмеялись, даже Санта-Джулия.

– Сказал ведь, те росписи видела жена Антонио, моего батрака.