Далее, в конце стола, против своего господина, сидел Алик, пастух и главный работник, с лоснящимся лицом и широкими плечами, находившийся с стариком Кестером не в лучших отношениях; действительно, их сношения ограничивались ворчанием при удобном случае, потому что, хотя они и немного расходились в мнениях относительно устройства изгородей, проведения канав и обхождения с овцами, между ними существовала глубокая разница в мнении касательно их собственных достоинств. Если Титиру и Мелибею случится быть на одной и той же ферме, то они не будут сентиментально-вежливы друг с другом. Алик действительно далеко не был человек сладкий; в его речи обыкновенно слышалось некоторое ворчание, а его широкоплечая фигура несколько напоминала бульдога, она как бы выражала: «Не трогайте меня, и я вас не трону»; но он был честен до того, что скорее расколол бы зерно, чем взял бы сверх назначенной ему доли, и был так же скуп на добро своего господина, как будто оно было его собственностью, бросал цыплятам весьма небольшие горсточки попорченного ячменя, так как большая горсть болезненно трогала его воображение, представляясь ему расточительностью. Добродушный Тим, возница, любивший своих лошадей, негодовал на Алика за корм; они редко разговаривали между собою и никогда не смотрели друг на друга, даже когда сидели за блюдом с холодным картофелем; но так как это был их обыкновенный образ поведения в отношении ко всему человеческому роду, то мы ошиблись бы в нашем заключении, если б предположили, что они обнаруживали более чем временные выходки неприязненности.

Вы можете видеть, что буколическая сторона Геслопа не принадлежала к совершенно веселому, радостному, вечно смеющемуся разряду, который так очевидно замечается в большей части областей, посещаемых художниками. Кроткое сияние улыбки было редким явлением на лице полевого работника, и редко существовала какая-нибудь постепенность между бычьею важностью и смехом. Да и не всякий работник был так честен, как наш приятель Алик. За этим же самым столом, в числе мужчин мистера Пойзера, сидит этот дюжий Бен Толовэ, весьма сильный молотильщик, но не раз уличенный в том, что набивал свои карманы зерном своего хозяина; а так как Бен не был философом, то это действие едва ли можно было приписать рассеянности. Несмотря на то, хозяин прощал ему и продолжал держать его у себя, потому что Толовэ жили в общине с незапамятных времен и всегда работали на Пойзеров. Я думаю, вообще, что общество не стало хуже от того, что Бенне просидел шесть месяцев на рабочей мельнице, потому что его понятия о воровстве были узки, и исправительный дом, может быть, только расширил бы их. Таким образом, Бен ел в тот вечер свой ростбиф, спокойно размышляя о том, что украл только несколько горошин и бобов для посева в своем огороде, и чувствовал себя вправе, воображая, что подозрительный глаз Алика, все время устремленный на него, был оскорблением его невинности.