Заглядывая в пустые комнаты, Иван рвал с себя пропылившуюся одежду. Пока за

стенкой шумела вода, наполняя ванну, он в кухне на полках нашел кусок серого хлеба и

подсохший, скрючившийся ломтик сыра.

«Даже пожрать не приготовила‚ ‐ ожесточенно подумал он, кусая хлеб. ‐ А ведь

знала, что приеду сегодня».

Он мылся торопливо, спеша уйти из дому, хотя знал что вечером все равно

встретится с Лидой и вместе с ней поедет к детям на дачу. Он переменил дорожные

сапоги на тонкие шевровые, с длинными тупыми носками по моде, надел белую

косоворотку с мелким красным узором, подпоясался тоненьким кавказским ремешком с

костяным наконечником ‐ и отправился в крайком.

В вестибюле крайкома шел вверх широкий марш гранитных ступеней, у стены он

заканчивался площадкой, от которой, раздваиваясь на узкие лестницы, вел на второй

этаж. Едва Иван поднялся на площадку, как направо увидел спускающегося Георгия

Остаповича Трусовецкого. А с левой лестницы сбегали Роза.

‐ Ты уезжаешь? ‐ спросила она запыхавшись, и Москалев с изумлением уловил в ее

голосе упрек.

Ее смуглое лицо разрумянилось и ноздри тяжеловатого носа задышала.

‐ Нет, приехал, ‐ улыбнулся Иван и задрав голову махнул рукой Георгию Остаповичу: ‐

Эгей!

Глаза у Розы повеселели и, глядя на надвигающегося Трусовецкого‚ она мгновение