Так и не добравшись до сэра Джона, он решил повести свой отряд на легковооруженных лучников: булавы и алебарды в их руках много безобиднее тисовых луков и ясеневых стрел. Если перерезать лучников, то можно провести отряд между кольев и ударить в спину английским латникам.

– Бой не проигран! – крикнул он своим. – Он еще не начинался! У лучников вышли стрелы! Самое время убивать! Все меня слышат? Убивать!

На северном конце поля запели трубы. Второй полк французов, пока еще в сияющих латах и с нерастерзанными знаменами, двинулся пешком через болотистую пашню, взрытую копытами коней и стальными башмаками восьми тысяч латников первого полка. Новые восемь тысяч миновали группу английских, французских и бургундских герольдов, наблюдающих за сражением с опушки Трамкурского леса, и уже подступали к месту битвы. Ланферель, чтобы не попасть между войсками, поспешил убраться на дальний фланг вместе с одиннадцатью латниками: если его отряд прорвется к стрелкам, решил он, то подкрепление придет само.

– Драться лучники не умеют, – бросил он латникам. – Простонародье: кто швец, кто корзинщик. Машут топорами как попало. Не нападайте первыми: пусть замахнутся, тогда отводите удар и убивайте. Понятно?

Латники закивали. Понять было несложно. Однако поле воняло кровью, орифламма исчезла, с десяток именитых французов погибли или сгинули. Ланферель знал, что победа приходит только к тем, кто в нее верит. И теперь ему предстояло настроить своих людей на успех, а потом пробиться сквозь английский строй и добыть для Франции победу.

Англичане при виде подступающих французов выстроились в шеренги и подняли оружие. Второй полк, поравнявшись с первым, разразился кличем:

– Монжуа Сен-Дени! Монжуа!

– Святой Георгий! – полетело от англичан вместе с издевательским улюлюканьем, каким охотники встречают загнанную дичь.

Второму полку путь к англичанам преграждали останки первого, и новоприбывшим оставалось лишь подталкивать их вперед. Свежие силы французов, продираясь сквозь топкую грязь с копьями наперевес, теснили измотанных первой битвой латников на груды тел и дальше на копья и алебарды англичан. Среди грохота стали, криков умирающих и отчаянных взвизгов трубы восемь тысяч латников подступили к месту битвы.

Как раз в тот миг, когда Ланферель приблизился к лучникам.

Женщины и слуги пустились бежать прочь от обоза – в гору, к распаханному плато, где стояло английское войско. Крестьяне, толпой налетев на телеги, теснили друг друга в надежде на легкую поживу.

Река, в которую прыгнула Мелисанда, оказалась полноводной после недавних ливней, холодной и грязной. С трудом преодолевая стремительный поток, девушка пробиралась сквозь нависающие над водой ветки, пока наконец не наткнулась на налатник, зацепившийся за ветку ивы. Схватив его, она вылезла на берег, то и дело цепляясь за колючки шиповника и ожигаясь крапивой, и натянула накидку через голову. Мокрый холодный холст неприятно облеплял тело, зато прикрывал наготу. Мелисанда медленно двинулась на север, держась позади зарослей ежевики и лещины, – и вдруг увидела коней.