Я ему говорю: мол, не начни этот Бони войну против Англии – и табачок мой не пропал бы, верно?
А он мне на это: «Молод ты еще, не понимаешь».
Тут послышались крики «ура!». На мост въехала карета, в ней сидели двое.
«А вот и он сам, – говорит Мэнгон и вытягивается по стойке „смирно“. – Он им всем скоро покажет!»
«А тот, второй, в черном – это кто?» – спрашиваю я, а сам весь дрожу.
«О, это малый с головой! Он тоже далеко пойдет, этот пройдоха епископ, как его… Талейран».
«Так и есть!» – подпрыгнул я, схватил зачем-то скрипку и припустил вверх по ступенькам и вслед за каретой.
«Господин аббат! – кричал я на бегу, – господин аббат!»
Солдат из охраны огрел меня саблей плашмя, но я продолжал бежать и кричать, пока они не остановились у какого-то дома. Ну и толпа же там собралась! Сам не знаю, что на меня вдруг нашло, но я поднял смычок и заиграл «
«О! добрый знак», – сказал Талейран, повернувшись к Бони, который сидел нахохлившись. А потом он поглядел прямо на меня.
«Господин аббат! – закричал я. – Неужели вы не помните? Тоби, Вторая улица, дом сто восемнадцать!»
Он ни слова не сказал. Только длинным белым пальцем показал на меня привратнику – и пока опускали ступеньки кареты, я уже проскочил в дом и дверь за мной захлопнулась. Снаружи бушевала толпа.
«Ступай вон туда», – сказал стражник и втолкнул меня в пустую комнату, и тут я наконец-то перевел дух.
Вскоре из соседней комнаты (туда вела раздвижная дверь) послышался звон тарелок. Хлопнула пробка.
«Все из-за этого надутого осла Сьейеса! – воскликнул кто-то с набитым ртом. – Говорю вам, только моя речь перед Советом пятисот спасла положение».
«А ваш мундир она не спасла? – спросил Талейран. – Он, говорят, порвался, когда вас вышвырнули вон. Хоть передо мной-то не бахвальтесь. Может быть, вас и ждет победа – но до нее еще далеко».
Тут я понял, что это снова Бони. Он затопал ногами и стал браниться.
«Вы забываетесь, господин консул! – говорит Талейран. – Или, верней, вы некстати вспомнили… родную Корсику».