— Выпил, значит, шоколад!

— Да, спасибо тебе большое. Очень вкусный. Ох, люблю глоточек хлебнуть!

— А чашку куда поставил? — спросила она, шаря в книгах, разбросанных на столе.

— Вон она! Не видишь, что ли?

— Ты лучше, посмотри, сколько в твоих ящиках гербовой бумаги набито. Схожу-ка я завтра, взгляну, не купят ли.

— Только ты поосторожней, чтобы никто не узнал.

— Что я, дура? Тут листов четыреста по двадцать пять сентаво и по пятидесяти листов двести. Я их вечерком подсчитала, пока утюги грела.

Стук в дверь прервал речи служанки.

— Ну и колотят, идиоты!.. — взвился прокурор.

— Они уж всегда… Пойду посмотрю — кто… Другой раз в кухне сидишь, и то слышно!

Последние слова служанка произносила на ходу. Она напоминала старый зонтик — головка маленькая, юбки длинные, выцветшие.

— Меня нету! — крикнул ей вслед прокурор.

Через несколько минут старуха вернулась, волоча ноги. В руке у нее было письмо.

— Ответа ждут…

Прокурор сердито разорвал конверт, взглянул на исписанный листок и, смягчившись, сказал служанке:

— Передай, что согласен.

Волоча ноги, служанка пошла передать ответ посланному мальчишке и запереть как следует окна.

Она не возвращалась долго — крестила двери. Грязная чашка все еще стояла на столе.

А прокурор, развалившись в кресле, внимательно перечитывал письмо. Один из коллег предлагал выгодное дельце.

«Донья Чон Золотой Зуб, — писал лиценциат Видалитас, — приятельница Сеньора Президента и хозяйка публичного дома, пользующегося превосходной репутацией, зашла ко мне в контору сегодня утром и сообщила, что видела в «Новом доме» красивую молодую женщину, которая ей очень подходит. Она предлагает за эту женщину 10 тысяч песо. Зная, что та арестована по твоему приказанию, я решился тебя побеспокоить. Не согласился бы ты, за обозначенную кругленькую сумму, отдать эту женщину моей клиентке?…»