- Блин - не клин, брюха не расколет, э? - спрашивал, любуясь готовым к отправлению в рот блином Каин.

- Где блины, там и мы, где оладьи, там и ладно, - добавляла Марфа. И они переглядывались так, как люди, друг дружке приятные. Архаров смотрел на них поочередно и понимал, что эта игра, кажись, проиграна. Ему следовало поспешить со встречей, брать быка за рога, пока Марфа еще была испугана появлением любовника и, следовательно, способна выдать его планы. Теперь же они по старой памяти спелись! И прищур у них, как приглядишься, одинаковый. И, переглядываясь, они думают отнюдь не о блинах - они плутовским прищуром говорят друг другу: а и лихо же мы обер-полицмейстеру голову морочим!

Отродясь Архаров не бывал в более нелепом положении - он чувствовал себя мышью, с которой играют разом две кошки. Терпеть этого он более не мог. Терпеть - означало окончательно проиграть первую схватку с Каином. Бежать с поля боя он тоже не мог - это было бы еще хуже. Оставалось мрачно жевать вкуснейшие блины. И ждать - не брякнет ли старый хрен чего-нибудь такого, за что можно бы уцепиться.

А Каин, прекрасно понимая, что расспрашивать его за блинами о сибирской каторге обер-полицмейстер не станет, все больше о Москве говорил, о том, как город строится, как хорошо, что на улицах горят фонари (не иначе, с Марфиной подсказки - это была тонкая лесть понаставившему оных фонарей Архарову), да как славно видеть новые храмы Божьи. Говорил, как стосковался по московскому праздничному колокольному звону, по красивым нарядным девкам (Архаров покосился на хорошенькую Наташку, которую Марфа нарядила в богатый сарафан, в кисейную рубашечку с широкими рукавами, с богатой вышивкой), по сидельцам в лавках с их певучими голосами и солеными шутками, по слаженному церковному пению…

Архаров вспомнил Марфино предположение, что Каин приплелся в Москву помирать. Коли его послушать - так и выходило. Чего уж лучше - помереть под такой великолепный трезвон! А коли на рожу поглядеть - то и видно Каиново баловство. Глаза-то острые, бдительные… и тоже на девку поглядывает…

А девка-то хороша. Волосы светлые, на солнце, верно, с золотинкой, коса недлинная, но густая. Для кого-то ж ее Марфа готовит, сытно кормит - ишь, и грудка налилась, хотя на вид еще и пятнадцати ей нет. И глазки опускает уже не скромненько, а с соблазном, Марфина школа…

- Да что ж ты, сударь мой, молчишь? Али язык проглотил? - наконец забеспокоилась Марфа. - Знала, что в моем доме блины вкусны, да не настолько же, чтобы и язык вприкуску съесть! Ты, Николай Петрович, ко мне свою Аксинью присылай, я ее научу. И не пожалей денег на хорошие сковородки. Сковородка да жена - их хоть как выбирай, хоть с кем советуйся, а нужна удача.