– Не видят, а только они там не любились, - упрямо стояла на своем Феклушка. - Сказывали, Марфа-то бесстыжая к нему в одной рубахе бегает, а только не любятся, разговоры ведут. Марфа-то хитрая! Коли бы хотела любиться - нашла бы место получше, чем кухня на огороде!

– И то верно… - задумчиво согласился Архаров. Он знал Марфу не первый год - она, промышляя скупкой краденого, могла назначать свидания с кем-то из шуров рано утром, чтобы не видал никто - ни Наташка, ни Тетеркин, ни Клаварош - в те дни, когда ночевал у нее. Шур, стало быть, из клевых… и добыча, надо полагать, непростая, раз Марфа не ленится вставать спозаранку…

Уж не связан ли Скесов розыск с той сухарницей из блудного сервиза мадам Дюбарри, что принес Марфе никому не ведомый Овсянников?

Это уже было похоже на правду - Яшка напал на след сервиза, но что ж он никому в полицейской конторе не сказался?

– Ваша милость, коли он не вернулся, стало, попал в беду, - сказал Шварц. - Надобно искать тело.

– Ахти мне! - Феклушка взялась за щеки.

– Тебе бы только покойников искать, - буркнул Архаров. - Может, жив еще.

– Был бы жив - пришел бы, как полагается, и оделся. Не может быть, чтобы он без кафтана и штанов, в нарушение всех приличий, где-то более суток пребывал живой. Он мог в самом крайнем случае прислать кого-либо сюда, или же к приятелю своему Петрову, или же сам к нему прийти под покровом ночного мрака…

– Так. Ты, выходит, полагаешь, что Скес уже плывет вниз по Москве-реке?

– Меня бы сие не удивило, - хмуро отвечал Шварц.

– Ахти мне, - повторила испуганная Феклушка.

Архаров повернулся к ней и посмотрел тем самым неприятным взглядом, от коего бабы взвизгивали, а особа деликатная могла и чувств лишиться. Феклушка лишь шарахнулась.

– Ты сейчас пойдешь домой как ни в чем не бывало, - велел Архаров. - А за тобой следом пойдут два наши молодца. Ты им покажешь, как твой братец от тебя огородами пробирался к Марфе, и скажешь также, кто еще из соседок об эту пору коров в стадо провожает. Так понемногу и догадаемся, куда он подевался.

– Ваша милость! - воскликнул Устин, вскочив. - Мне! Мне дозвольте, Христа ради! Я справлюсь!

– Тебя послать - так, чего доброго, вдогонку за Скесом поплывешь…

– Ваша милость, я же жил в Зарядье! Я там многих знаю, и меня также помнят! Мне скажут!… Пустите, Христа ради!

Такая мольба была в Устиновых глазах, что Архаров подумал: у бывшего дьячка совесть нечиста, норовит как-то покрыть грех.

– Ступай, Фекла Балуева, подожди за дверью, - сказал он. - И ты, Карл Иванович, ступай. А ты, Петров, останься.