– Думала, врали про тебя, а ты и впрямь, - сказала она Устину. - Нашел, где служить! Ну, чего надобно?

– У вас еще есть корова?

– А ты за молоком припожаловал?

Устин несколько растерялся. Тогда в разговор вступил Федька.

– Господин обер-полицмейстер велел разузнать, сколько где коров и как платят пастухам, - строго сказал он. - И сказано обо всем ему в точности донести, а коли где явится вранье - будут наказывать.

Ему уже приходилось иметь дело с сердитыми московскими обывателями, и он научился их смирять.

– Какое дело боярам до наших коров? - удивилась сердитая Дросида Пантелеевна. - Держим одну - чтоб детишкам свое молоко и своя сметана были. И то уж надоела - вставай для нее спозаранку!

Кабы Федька и Устин были повнимательнее, то и поняли бы, что хозяйка здешнего двора - невеликая труженица. Любая баба отметила бы, что сорочка Дросиды Пантелеевны была не вышита, как полагалось бы, а по вороту и рукавам отделана полосками красно-синей льняной набойки, да и те были пришиты не потайным швом, а весьма заметным.

Оказалось, что коров в Зарядье немного, и очень скоро архаровцы знали, в каких дворах их держат. Выяснили также, что никаких подозрительных событий здесь в последнее время по утрам не случалось. Хозяйки, с которыми они потолковали, не приметили рыжего человека, босого и без порток.

– Куда ж он забрел в одном исподнем? - спросил Федька Устина без малейшей надежды на ответ. - Кабы он видел того человека, что принес Марфе золотую сухарницу, то выследил бы - и тут же в контору побежал.

– Пойдем к реке, - предложил печальный Устин, - поищем там следов. Коли Яшеньки более на свете нет - я себе сего вовеки не прощу!

– Да ты-то тут при чем? - спросил Федька, удивленный не менее Архарова.

– Так он же помер без покаяния. А я-то мог ему внушить, донести до него святые словеса, а не донес! И из-за моего небрежения он, поди, в аду… Господи, страсти-то какие! Федя, ты можешь вообразить ад?

– Могу, - тут же отвечал Федька. - Спустись вон к Ване в нижний подвал, там тебе и преисподняя, и черти.

Устин шарахнулся от него и обозвал богохульником.

Они вышли на берег Москвы-реки и дошли до устья Яузы. Никаких следов Скеса не обнаружилось.

– И точно - плывет он сейчас вниз и доплыл уже, поди, до Сабурова, коли раньше на берег не вынесло, - сказал понурый Федька. - Река-то извилистая, то излука, то отмель. Наверно, завтра и прибегут десятские с новостью.

– Нет! - воскликнул Устин. - Не должно так быть! Не должно! Я ж молился за него!

– Сам же твердишь, что он в аду!

– Я не твержу! Я боюсь!