– От Гаврилы Павловича, - неохотно выговорил Архаров.

Дунька, к некоторому удивлению обер-полицмейстера, сперва не в кошель полезла, а вскрыла конверт и, шевеля губами, принялась читать купчую. Он и не подозревал, что Дунька уже знает грамоте. Но, как и следовало ожидать, она не смогла продраться сквозь заунывно-канцелярскую речь, изобретенную нарочно для подобных бумаг.

– Николай Петрович, что это такое? - растерянно спросила она.

– Купчая, Дуня. Господин Захаров тебе дом купил. Туда съедешь…

– Это для чего же?

Вот теперь Дунька забеспокоилась не на шутку. Хмурую архаровскую физиономию она уже довольно изучила, и по тому, как обер-полицмейстер прятал взгляд, догадалась, что дело неладно.

– Что с Гаврилой Павлычем? - спросила она напрямик.

– Болен. Тяжко болен. Вот, вздумал о тебе позаботиться…

– Он помирает?

Архаров хотел было смягчить удар, да передумал. Не малое дитя, девка в возрасте, поплачет да и забудет…

– Да, Дуня. Помирает.

– А что Матвей Ильич?

– Лечит, ругается, да все без толку. Господин Захаров уж стар.

Дунька бросила купчую на стол.

– Как же это? - спросила она. - Как же он? Надобно лучших врачей позвать! Николай Петрович, Христа ради - возьми, поезжай, привези немецких докторов, самого Самойловича привези!

И, схватив кошель, она попыталась сунуть его Архарову в руки.

– Не кричи, Дуня, - сказал обер-полицмейстер. - Я Матвея знаю, он давно уж… ч-черт…

Архаров, понятное дело, опять позабыл слово, означающее сборище докторов над постелью опасно больного.

– Не хочешь - сама по докторам поеду, - решительно объявила Дунька. - Агашка, одеваться! Крикни Фаддею экипаж закладывать!

– Поздно, Дуня, - тихо сказал Архаров.