— Н-не, — соврал опять Сенька.

Корзина давила его колени, как надгробный памятник.

— Тогда с Богом, извозчик!

Сани со скрипом и звоном полетели по снежному пуховику.

Сеня, придерживая обеими руками и подбородком корзину и изнемогая от ее тяжести, ждал, что будет дальше.

Когда они проехали полквартала, Семен Трофимович повернул к нему свое доброе, бабье лицо и спросил:

— Ты, брат, чем занимаешься?

— В порту работаю. Уголь из трюмов выгружаю, — ответил скромно Сенька.

— Та-ак-с. А работа выгодная?

— Не очень чтобы. Конкуренция. Банабаки и буцы совсем цены сбили. Прежде по рублю работали мы в день, а теперь иной раз по сорок копеек.

— А кто они, банабаки?

— Имеретины и грузины. И нанес их черт с Кавказа! Сидели бы себе там и шашлыки свои лопали.

— А буцы кто?

— Мужики. Тоже анафемы. В деревне сладкого нет, так они к нам за сладким в порт лезут.

— А ты сегодня работал?

— Где там, когда ни одного английского парохода в гавани. Лед кругом. Декохт такой в порту, что держись.

— А декохт что такое?

— Пост. — и Сенька рассмеялся.

— Вот оно что. А где ты нынче, милый, праздник встречать будешь?

— Известно где. В баржане, в приюте.