Еда оказалась даже лучше, чем я ожидал: Пегги продемонстрировала все свое кулинарное искусство.
Мы уже перешли к вину и каштанам и ожидали, что вот-вот к нашему обществу присоединятся береговые стражники, когда в комнату вошел мой слуга Кон и прошептал мне на ухо, что какой-то человек хочет поговорить со мной по очень важному делу.
Выйдя, я узнал одного из работников отца.
— Что вас привело сюда, Мик? — спросил я.
— Слава Богу, я успел вовремя, — ответил он, с трудом переводя дыхание.
— Вовремя? О чем это вы, Мик?
— Опасность, ваша честь. Фении высадились в Балливурни и идут сюда за английскими офицерами, которые с вами в доме.
— Фении? Это правда?
— Клянусь Святой Девой, хозяин!
Я не сомневался в том, что этот человек говорит правду. Как ни неприятна эта новость, необходимо, чтобы гости ее узнали — и немедленно.
— Что ж, — сказал Кокрейн, услышав мое сообщение, — боюсь, старина, мы принесли вам неприятности.
— Вовсе нет, мой дорогой Кокрейн. Это я принес вам неприятности и сожалею об этом. Как мне ни хотелось с вами увидеться, не следовало приглашать вас сюда.
— Вздор, — ответил он. — Нам следовало лучше вас знать о положении. Если кто-то и допустил ошибку, так это мы.
— Что же нам делать, Морис? — нетерпеливо прошептала сестра. — Не стоит ли капитану Кокрейну и лейтенанту Сеймуру немедленно уйти? Они могут уйти по горной дороге за домом, если ты пойдешь с ними проводником. Нам с Пегги нечего опасаться. Не думаю, чтобы фении причинили нам вред.
— Ни в коем случае, мисс Френч, — вмешался Сеймур, подслушавший ее слова. — Мы и не подумаем так уходить. Кто знает, на что способны эти негодяи?
В это время в комнату вбежал Джек-собачник и принес еще более тревожную новость. Он возвращался к себе домой, но его остановили на дороге какие-то люди — это оказались настоящие фении — и велели возвращаться в охотничий домик. Они сами идут сюда и посылают его с сообщением, что им нужны два английских офицера. Ни «мастеру Морису», ни «мисс Кейт» они не желают вреда.
— Они рассказали мне, ваша честь, — добавил лесничий, — что несколько их товарищей расстреляли солдаты, и они хотят выместить зло на офицерах.
— Сколько их? — спросил я.
— Человек двадцать; может, две дюжины.
— Вооружены?