Почему человек кричит, появляясь на этот свет? Может, это ужас рождения? Человек приходит сюда из другого мира, из другого состояния. Может, младенец кричит от такого же ужаса, что охватывает человека в конце жизни, — ужаса перехода из одного мира в другой? Ведь рождение — это тоже смерть, конец существования в одном мире и начало в другом, переход из одного состояния в другое. Никто не помнит часа своего рождения, а разве кто помнит час своей смерти? Никто не помнит и не может рассказать о том моменте, когда он пересек временную и пространственную грань жизни и смерти. А может, эта грань, видимая и осознанная нами с этой стороны, с нашей, не есть Истина? Может, есть взгляд и с другой стороны? И какая из этих сторон настоящая?

Нет, черт знает до чего можно додуматься на пустой вахте! Когда шум, толкотня, когда отдается или выбирается трал, некогда думать, не до философий. Знай успевай поворачивайся.

И все же удивительно: все останется как есть на земле, а меня не будет! Океан останется, вот этот океан, будут корабли, и кто-то будет стоять ночную вахту, как я сейчас, будет смотреть на звезды и думать о Вселенной и о своем месте в ней, будет задавать неразрешимые вопросы, а меня не будет. Где я буду? Куда денусь?

Ну тело распадется на частицы, Но куда душа моя уйдет? — спросил поэт однажды. И никто ему не ответил.

Может, туда? Я смотрю на звезды. Одни утверждают— туда, другие уверенно говорят — нет. А куда?

Космос вверху, космос внизу.

Думаю о том, что о верхнем космосе мы знаем куда больше, чем о нижнем, по которому плывем. Мы вверх проникли дальше, чем в глубь океана. Не странно ли! Совсем недавно человек начал завоевывать безвоздушное пространство и уже многого достиг, а вот об океане, из которого вышла жизнь на сушу и на берегах которого человек живет миллионы лет, он практически ничего не знает.

Наша «Катунь» как ковчег в ночном океане, но я не чувствую себя Ноем, хотя мы сейчас действительно совсем одни —ни огонька кругом, ни звука. Кажется, что мы одни во всей Вселенной. Еще никто не доказал, что человечество не одиноко в мироздании, хотя гипотез сколько угодно.

Смотрю на крупные южные звезды, холодно и равнодушно сверкающие в безмерной высоте, и думаю, что космосу все равно — есть мы или нет. А безразличие уже предполагает враждебность. Нам бы держаться перед этим космосом вместе, а мы враждуем и чего только не изобрели для убийства!

Стою на палубе, смотрю в ночь, думаю — бессвязно, грустно — и не нахожу ответа.

И вдруг вижу: кто-то мигает — оттуда, снизу, кто-то за бортом подает мне сигнал азбукой Морзе, как показалось сначала. Я не могу разобрать азбуку этих неярких вспышек, хотя хорошо вижу, что подается мне красным светом какой-то сигнал. В воде вспыхивает вроде бы лампочка. Она то светлеет, то слабеет. Какое-то, видимо, глубоководное существо, поднявшись ближе к поверхности океана, светится как светлячок: то сильнее, то слабее — возможно, то всплывая, то уходя глубже.