– Довольно, хватит! – спохватился Осира, но было уже поздно.

Прежде чем потерять сознание, Сарматов успел пробормотать сквозь стиснутые зубы:

– Голова, сенсей!.. Господи, как больно-о-о!.. Как больно!..

На следующий день с первыми лучами солнца, даже не полюбовавшись отцветающими деревцами сакуры, Осира поспешил в монастырскую келью Сарматова. К его удивлению, келья была пуста.

– Джон медитирует на берегу моря, – сообщил привратник.

– Как он провел ночь, Ямасита?

– Крепко спал, как обычно…

– После медитации жду его у себя.

– Хорошо, сенсей.

В ожидании Сарматова Осира долго созерцал картину-такемо-не – единственное украшение его аскетического кабинета. По мере созерцания простенького пейзажа с одинокой, вцепившейся в скалу сосной глаза старого самурая светлели, а в уголках губ появилась умиротворенная улыбка. Когда в кабинет заглянул Сарматов, Осира торопливо согнал ее и предложил гостю место на циновке.

– Как ты себя чувствуешь? – скрывая тревогу, спросил он.

– Хорошо, сенсей.

– Помнишь, что произошло с тобой вчера?

– Смутно, – признался Сарматов. – Я был у какой-то церкви… Очень красиво звонили колокола… Больше, к сожалению, ничего не могу вспомнить.

– А помнишь ли ты, что было три дня или месяц назад?

– Отлично помню, сенсей. Как всегда, я каждодневно постигал путь воина-бусидо в духе искусства дзен.

– Не вспомнил ли, Джон, что ты делал года три назад?

– К сожалению, пока не вспомнил, сенсей.

Осира легко, как юноша, поднялся и подошел к раскрытому окну кабинета. Полюбовавшись отцветающей сакурой, он повернул просветлевшее лицо к Сарматову.

– Признаться, жизнь не часто преподносила мне подарки, Джон. Я начал было сомневаться в твоем выздоровлении, но вчерашний день наконец-то дал мне надежду.