– Вот почему она ушла… Да? Я ее простил. А она меня нет. Я все думал, почему. Почему она даже выслушать меня не захотела. Ведь она первая… А все вот как, оказывается. Это был просто повод. Она нашла повод, чтобы уйти, и сразу все решила. Вот так. Да, Игорь?

Рябцев выглядел выбитым из колеи, обескураженным, с виду не представлял никакой угрозы и больше походил на рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух, чем на разьяренного мужа. И Игорь настолько осмелел, что даже решил его утешить:

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Но… Послушай… Ей тоже тяжело… Не вини ее.

– Ребенок хотя бы – мой?

Игорь отвел глаза.

– Это уже… это уже неважно. Нет больше никакого ребенка. У Вики… выкидыш. Ей плохо. Кровотечение.

«Это уже неважно», мысленно повторил Рябцев слова Игоря. Значит, ребенок мог быть и не его. Значит, Вика все эти полтора года… «Нет ребенка». Ребенок был, но теперь его нет. И семьи – нет. И последние полтора года ее не было. Просто Рябцев об этом не догадывался. Он единственный, кто не знал, что семьи уже не было. Его обманули не один раз полтора года назад. Его обманывали все это время.

– Как ты… – начал Игорь. Но договорить не смог.

Рябцев сдерживал себя до последнего. А теперь отпустил.

Первым ударом в живот он заставил Игоря согнуться и выкатить глаза. Вторым ударом, в челюсть, Рябцев вывихнул ее – кость хрустнула под его костяшками. Хрипя, Игорь завалился на стену, но Рябцев не позволил ему упасть. Схватив его за плечо и прижав к стене всем своим весом, Рябцев принялся бить рыжего ублюдка в лицо. Рябцев бил отчаянно, яростно и безостановочно. Опер бил Игоря снова и снова, со злорадным безумным спокойствием видя, слыша и чувствуя все. Как с похожим на чавканье звуком ломается сухожилие носа. Как трескается и немедленно набухает кровью скула. Как вылетают передние зубы, оставляя после себя обезображеный раззявый рот. Как брызги крови попадают на лицо самого Рябцева. Как распухают и наливаются пунцовой болью отбитые костяшки собственного кулака, перемазанного в чужой крови. Как вышедшая из отделения женщина в белом халате вскрикнула, с грохотом уронила больничные судна на бетон и с визгом исчезла снова.

А потом Рябцев, тяжело дыша, отпустил Игоря. Неизвестно когда, после какого именно удара, потерявший сознание Игорь медленно сполз на асфальт и, скрючившись, замер рядом с букетом красных роз.

– Падла, – тяжело дыша, процедил Рябцев и сплюнул. Слюны не было, была только сухая тягучая субстанция, которая лентой повисла не его подбородке. Вытерев лицо рукавом парадного мундира, Рябцев отступил назад. – Падла… Вот теперь это все неважно. Только теперь.