— Все, все валят на командира. Во всем виноват только командующий. И что противник силен, и что сухарей нехватка, и что дождь холодный, что гора крутая, что летом мухи, что зимой снег. Видишь, не терпится пьяному дураку на завалы переть!

— Как храбрый офицер, он согласен рискнуть, — попытался было Новицкий защитить незнакомого ему пехотинца.

— Офицер должен быть не только храбр, но еще и умен. Грудью пули ловить дело нехитрое. Ты что думаешь — я в этих местах еще с Зубовым капитаном артиллерийским ходил. Под Прейсиш-Эйлау пушки поставил против Даву, а лошадей в тыл отправил, чтобы поняли все: мы с этого места ни шагу. При Бородине уже генерал-лейтенантом водил гренадер в штыковую отбивать батарею Раевского.

Сергей понял, что подслушанный у костра разговор все-таки зацепил Ермолова хотя бы отчасти.

— Я знаю, Алексей Петрович, и все в корпусе…

— Тихо ты! — прикрикнул Ермолов. — Ни ты, ни ругатель этот главное пока в толк не возьмете: чем выше чин, тем более ума надобно, а не пыла. Это поручик двадцатилетний шпажкой взмахнул — ребята, за мной! И крест впереди: либо Георгиевский в петлице, либо деревянный уже над могилой. А мне каково решаться? Ну пошлю я завтра людей на гору, пощелкают разбойники из-под стволов половину, и как же быть дальше? Отступать в Тарки? Они нас уже не отпустят. Десятая часть вернется, и то уже хорошо. А после такой победы к ним еще столько же налетит. И все они, между прочим, навалятся на Мадатова. У него сил и вовсе совсем ничего. Татары, как услышат о нашей неудаче, сразу уйдут. Останется князь с двумя пехотными батальонами. Да их эдакой массой как ежей просто раздавят. И все, считай, Кавказ потеряли. Этот носатый роту положит, сам на завале останется — он герой. А командующему как перед государем оправдываться?! Да что перед государем, тут перед собой выйдешь кругом виноватый. Ладно, иди к своему напарнику, а я еще похожу. Может быть, где что-нибудь другое услышу…

V

Вернувшись на место, Новицкий удивился, не застав там Атарщикова. Костер совсем уже догорал, синие язычки перебегали между угольями, за пустым навесом в темноте всхрапывали лошади. Сергей поломал на колене несколько сучьев, запасенных Семеном, тщательно уложил, раздул пламя. Когда огонь ожил, зашевелился, Новицкий разглядел в неверном свете скатанные коврики, которые казак, уходя, подсунул под нижнюю кромку укрытия. Подумал — раскатать свой и снова улечься, но, приглядевшись, заметил, как сочится водой сооруженная наспех крыша. Отошел к кустам и, как Атарщиков вечером, посек кинжалом десятка полтора прутьев, уже сильно оголившихся к холодам, но еще способных укрыть людей от дождя.