Самолет уносил его в ночь, догоняя время.
Хабаров устало закрыл глаза. Девять долгих, мучительно долгих лет стали теперь его прошлым.
«Я сейчас похож на зверя, которому надо отлежаться и зализать свои раны», – подумал он и вспомнил давний, очень давний разговор.
– Знаешь, мой мальчик, – говорил ему отец, – на севере я слышал поверье. Есть в тундре потрясающей красоты цветок. Он называется сиверсия. Рядом с ним обязательно должен кружить отверженный волчонок. Четыре полных луны мать-волчица прикармливает малыша, а потом бросает одного в морозной заснеженной тундре. Холодная белая луна и полярная сова становятся его небесными матерями и приводят к загадочному месту, где цветут дивные голубые цветы. Там нет зла. Волчонок растет, превращается в матерого зверя. Он не примкнет к стае. Она просто не примет его. Волчонок воспитан добром, а стая – зло. Говорят, что, попав в снежный плен, северяне зовут этого гордого, красивого зверя. Он всегда спасет и выведет к жилью. Все-то в этом красавце хорошо. Но… он лишен любви себе подобных. Вновь и вновь рыщет по тундре отверженный и ищет, ищет среди льда и снега хрустальный цветок. Его сердце, сердце зверя, упрямо стремится туда, где хрупко теплится последняя надежда.
– Н-да-а… – грустно вздохнул он тогда. – Где же он, тот цветок, о котором ты говоришь? Я бы обнял его своими усталыми, избитыми в кровь лапами.
– Искать надо…
Кто-то тряхнул его за плечо и от прикосновения Хабаров вздрогнул.
Светловолосая, похожая на молоденькую учительницу начальных классов стюардесса стояла рядом и настороженно смотрела на него.
«Бог мой, как же она
– С вами все в порядке? Может быть сок, кофе?
– Нет, спасибо.
В его взгляде читался вопрос.
– Вы стонали во сне.
«Черт!» – поежился он и посмотрел в пустую черноту иллюминатора.
Ждать – вот что было для него самой изощренной пыткой.
«Закрой глаза, дурень! Если не сможешь уснуть, считай, сколько раз по жизни ты был идиотом…»
Родился ребенок, и все изменилось.
Он думал: а, ерунда! Но оказалось – нет, не ерунда. Бессонные ночи, пеленки, пеленки, пеленки, денный и нощный плач. Она, растрепанная, с грязными волосами, в мятом халате и с таким же лицом, с застывшими, как у дохлой рыбы, глазами. Нервы, нервы, нервы…Сплошной комок нервов. Ее курсовые и контрольные. Гора немытой посуды. Пыль и паутина в углах. Макароны, макароны, вечные макароны на завтрак, обед и ужин. Его грошовые заработки. Сегодня здесь. Завтра – там. Постоянные разъезды. Ухватить, урвать работы еще. Любой! Лишь бы платили! Без выходных и праздников. Всегда.