Вот ведь паскуда, а казался таким приличным человеком. Зато матросы, среди которых не побоюсь сказать, я был любим и уважаем, застыли как громом поражённые. Зачем ему это было надо, непонятно. Ведь из-за отсутствия подданства я даже не мог занять его место.

- Не надо никого хватать! – с некоторой ленцой сказал офицер в погонах дернувшимся бойцам НКВД. – Один момент, товарищи. Если сей господин не брал иностранного подданства, то он наш человек. Что мы сейчас и проверим.

– Николай Никифорыч, – обратился офицер к командиру НКВД, – ты погляди, чтобы капитан ничего с собой не сделал. В море там не сиганул или лобик о палубу не разбил случайно. А то ведь напорется фейсом о чей-то кулак и будет бо-бо.

Потом офицер чуть вразвалочку двинулся в мою сторону. Я раскрыл ладони, показывая, что в них ничего нет.

– Отлично! – кивнул тот. – Предъявите документы, господин...

- Кайгородов, – сказал я вытаскивая из-за отворота кителя свой паспорт иностранца, – Николай Кайгородов.

- О, как интересно, – произнёс офицер, с лёгким кивком принимая у меня документы. – Я тоже Николай, и он Николай – кивнул он на НКВДшника. – Тут кругом одни Николаи.

Потом он жёстко посмотрел мне в глаза:

– Офицер? Пехота, кавалерия, артиллерия, флот?

- Бывший офицер, – вздохнул я. – Флотский, разумеется.

Лейтенант чуть исподлобья посмотрел на меня.

– Бывших офицеров не бывает, господин Кайгородов, – казал он с усмешкой. – Так говорил мой батя, которого я очень уважаю, поскольку он потом и кровью дослужился до бог знает каких высоких чинов. Бывают офицеры на действительной службе, в запасе и мёртвые... Бывших не бывает.

Он бегло просмотрел бумаги.

– На Родину вернуться не думали?

- На расстрел? – гордо задрал я голову. Теперь признаюсь – жест был весьма глуповат-с.

- Нужны вы кому, чтоб вас расстреливать, – загадочно ответил лейтенант. – После двадцать пятого года, надеюсь, в борьбе против Советской власти не участвовали?

- Я, господин лейтенант, собственно в борьбе против Советской власти никак не участвовал. Выехал за пределы Российской империи в марте восемнадцатого и нимало о сём не жалею. Стрелять в таких же русских как я… Нет уж, увольте. Вот германцы или турки, так это совсем другое...

- Слышь Коля, – повернулся офицер к НКВДшнику, который в это время проверял документы у других членов команды. – Чел белый и пушистый, а всё туда же – на расстрел. Запугал вами людей Геббельс, ой запугал.

- Я этого Геббельса, крысёныша, когда поймаю, тоже до смерти запугаю. – отозвался тот.

- Не выйдет, – вздохнул офицер. – Он уже сам так запуган, что живым в руки не дастся. Шестерым малолетним дочерям цианистый калий введёт, жену из автомата порешит, а сам застрелится. Вот тебе и крысёныш.