Затем его голова мотнулась назад и вбок, когда стальной предмет ударил его в правый глаз. С безукоризненной меткостью Стаси швырнула замок, скреплявший недавно ее цепи. Питт воспользовался моментом и сделал выпад, вонзив острие своей сабли в грудную клетку противника и проткнув его легкое.
Каматори на мгновение пошатнулся и безумно продолжил бой. Он наступал на Питта, вскрикивая при каждом своем ударе, а у него изо рта начала бежать кровавая пена. Но его скорость и сила были уже не те, и Питту было нетрудно парировать ослабленные рубящие удары.
Следующий выпад Питта вспорол правый бицепс Каматори. Только тогда отполированное, как зеркало, лезвие катаны задрожало и поникло.
Питт сделал шаг вперед и, вложив в этот удар все свои силы вышиб своей саблей меч из руки Каматори. Клинок полетел на пол, и Стаси схватила его.
Он держал свою саблю нацеленной в грудь Каматори и смотрел ему прямо в лицо.
— Вы побеждены, — сказал Питт со сдержанной учтивостью.
Но самурайские традиции не позволяли Каматори признать себя побежденным, пока он еще мог держаться на ногах. С его лицом произошла поразительная перемена. Маска ненависти и ярости растаяла, как воск, и его глаза, казалось, обратились вовнутрь.
Он сказал:
— Самурай не находит чести в поражении. Вы можете вырвать зуб у дракона, но он вырастит тысячу новых. — Затем он выхватил из ножен длинный нож и прыгнул на Питта.
Хотя Питт был слаб и едва успел чуть отдышаться, он легко шагнул в сторону и парировал рубящий удар ножа. Он последний раз взмахнул старой саблей и отсек Каматори кисть.
Шок затопил лицо Каматори, это был шок неверия в то, что произошло, затем боль, затем, наконец, ясное понимание того, что первый раз за всю его жизнь он оказался побежденным своим противником и неминуемо должен умереть. Он стоял и сверкающими ненавистью глазами смотрел на Питта, и эти темные глаза наливались неудержимой бессильной яростью, обрубок руки без кисти свисал вдоль тела, и кровь струилась на пол.
— Я обесчестил своих предков. Пожалуйста, разрешите мне сохранить лицо, совершив сеппуку.
Питт прищурился, не понимая, о чем его просят. Он взглянул на Манкузо.
— Сеппуку?
— Общепринятое в Японии и более возвышенное название для ритуального самоубийства, которое мы грубо именуем «харакири», что на самом деле буквально переводится как «вспарывание брюха». Он хочет, чтобы вы позволили ему иметь «счастливый уход».
— Я вижу, — сказал Питт устало, но в его голосе звучало также бешенство осознания того факта, что даже перед лицом смерти Каматори был неспособен хоть на проблеск раскаяния. — Я действительно вижу, чего он хочет, но этого не будет. Он не умрет так, как хочет. Не от своей собственной руки. Нет, после всех этих убийств, которые он совершил обдуманно и хладнокровно.