Это было наше королевство, и мы были самыми лучшими друзьями на свете, неразлучными, единым целым, словно пальцы одной руки.
Мы – Чарли, Джонни, Наоми, Кайла и я – были неразлейвода по гроб жизни. По крайней мере, так мы тогда думали. Как я уже говорил, за исключением меня все они выросли на этом клочке суши, окруженном водой. У них здесь развилась особенная связь – нечто большее, чем просто чистая дружба, более глубокое, более интуитивное.
Более мистическое.
Как у животных, принадлежащих к одной стае.
Когда нам было лет по двенадцать-тринадцать, мы регулярно поднимались на вершину самой высокой скалы острова, Худ-Клифф, у подножия которой ревет прибой. Во время таких прогулок мы по очереди шли, повернувшись спиной к пропасти, закрыв глаза и вытянув руки перед собой. Остальные четверо стояли на краю бездны, сединив руки, чтобы образовать человеческую цепь. Они были единственной защитой, предохраняющей от бесконечного падения, которое неизбежно завершилось бы изломанным человеческим телом, разбитым о скалы. Когда спиной чувствовали соединенные руки, то останавливались. В ушах свистел ветер, сердце бешено стучало. Далеко, насколько хватало взгляда, простиралось море, усеянное островами. Внизу, в сотне километров отсюда, виднелись горы. Жуткое зрелище.
Было еще кое-что. Они назвали это
Так и есть: речь действительно шла о таинстве. Не то чтобы мы тогда действительно знали смысл этого слова, но вот интуитивно священный характер этой церемонии дошел до нас там, в глубине лесов.
В тот раз, когда был
В самой церемонии не было ничего чересчур зрелищного. В тот день друзья шли впереди меня по лесной тропинке. И уже на берегу завязали мне глаза.
– Раздевайся, – хором сказали они.
– Что?
– Раздевайся, – мягко повторила Наоми.
– Не бойся, Генри, – раздался голос Кайлы. – Мы не смеемся над тобой.
– Никто не снимает тебя на видео, – пообещал Чарли. – Даю слово.
Я подчинился.
– И трусы тоже.
Поколебавшись, я стянул и их. Руки тряслись.
– Войди в воду.