Вот так она выглядела, когда сказала, что любит его.
Вот так выглядела, когда он сказал ей “уходи”.
– Да?
– Знаешь, я тоже думала о тебе. Думала о тебе все эти годы. Но теперь, когда мы опять встретились, работали вместе… как бы тебе объяснить… это просто воспоминания. Теперь мне кажется, будто я никогда тебя не знала, будто между нами ничего не было, я ничего не помню! Разве мы жили вместе? Разве прикасались друг к другу, завтракали, подбирали мебель… смеялись и плакали? Ты вроде как… фотография, Джон. Иногда, когда вижу свое фото, сделанное много лет назад, мне кажется, это кто-то другой. И каждый раз, когда вижу тебя, это ощущение усиливается. Ты как бы не существуешь.
Он заметил, что она слегка дрожит, из нее словно высосали все силы.
– Тот поцелуй… я его не планировала, просто… так вышло. Ты понимаешь, что мы не поставили точку? Если б ты рискнул остаться до тех пор, когда все придет к концу, ты бы не тосковал по мне. Рано или поздно сумел бы меня отпустить.
Бронкс больше не мог это слушать, ее голос стал громче, когда она шагнула к картонным ящикам, словно собираясь пнуть их как следует.
– Поставь точку, Джон! Тут ведь как с этими чертовыми ящиками, ты и с ними не можешь расстаться. Пожалуйста, Джон, пожалуйста, расстанься! Со всем сразу! Я не одна. И собираюсь домой, к нему. К человеку, который существует, сейчас.
После ее ухода он еще долго пробыл в кабинете. Посреди стола – бледно-розовые купюры возле совершенно чистых. Справа – сорок одна страница рапортов об украденном оружии, слева – три тысячи сто девять страниц протоколов предварительного расследования. И коричневый почтовый конверт, который принесла Санна.
Джон Бронкс рухнул в кресло, оттолкнулся ногами от ножек стола и прокатился назад, до самой стены.
Плевать он хотел на чистые купюры, на расследование, на письмо. Даже на то, что она живет с кем-то, кто
Лично.
Нет в этом чертовом здании ничего личного.
Он просунул палец в щелку, где клей толком не схватился, и торопливо вскрыл конверт.
Начал читать.