– Прости, Фитим! – доктор тоже перешел на сербский. – Я просто волнуюсь за наш общий бизнес. Все хочу сделать наилучшим образом. Конечно, я сейчас приведу хирургов.

Штерн поднялся и двинулся к Смуку. В его глазах был не страх, а праведный гнев. Он снова перешел на немецкий, это был язык рассудка, договоренностей, сотрудничества.

– Я хотел пожаловаться, Фитим! Помнишь капрала Джорджича? Нам уже перевели деньги за его освобождение! А твой альбинос только что застрелил его там, внизу!

Смук схватил Штерна за воротник, встряхнул, но ответил тоже по-немецки:

– Твоя швейцарская башка в состоянии думать о чем-то кроме денег?

Штерн взял Смука за запястья, отцепил его руки от своей одежды.

– Моя голова вмещает столько вещей, Фитим Болла, сколько тебе даже и не снилось. Я добропорядочный бизнесмен, привыкший выполнять обязательства. Я не кидаю заказчиков. Я тщательно продумываю каждый свой шаг. Сейчас мы на пороге крупнейшей сделки. Она должна озолотить и меня, и тебя! Сорок пять заказов на трансплантацию, сорок пять реципиентов прямо сейчас готовятся к операциям в лучших частных клиниках Европы. И для каждого из них мы с тобой поставим нужный, идеально подходящий по всем параметрам орган. Прилетит мой самолет, и уже завтра сорок пять человек смогут начать новую жизнь. Разумеется, я волнуюсь, не дрогнет ли рука трансплантолога при извлечении материала, не сорвем ли мы чей-то заказ. Это бизнес по-европейски: тщательность и ответственность прежде всего!

Смук слушал его, чуть нагнув голову вбок, всматривался в лицо Штерна.

– Мне даже любопытно, доктор… А как ты общаешься с Богом? Как объясняешь ему, что готов отнять жизнь у одних, чтобы дать ее другим? Как ты решил внутри себя эту нравственную головоломку?

Штерн одернул рубашку, отряхнул локти.

– А нет никакой головоломки, Фитим. Люди, попавшие к тебе в плен, заранее мертвы. Я могу вытащить одного-двух, как Орфей пришел за Эвридикой, но это скорее исключение. В любой момент любой обдолбанный альбинос может зачеркнуть жизнь любого из них, ему за это даже ничего не будет. А я не могу помочь всем. Поэтому даю надежду больным – в Женеве, Мюнхене, Брюсселе, Париже. Никакой головоломки. Я сплю спокойно.

Штерн развернулся и пошел к желтому дому.

– Интересные вы люди, «европейцы», – сказал Смук, глядя ему вслед. – Возимся в одном дерьме, а пахнет потом только от нас. А вы благоухаете фиалками.

Аэропорт «Марчелло Арлотта», Таранто, Италия

12 июня 1999 года

Небольшой узкофюзеляжный «Бомбардье» с логотипом фонда «От сердец к сердцам» на хвостовом оперении раскручивал пропеллеры на взлетной полосе.